THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама

29 сентября 1922 года петроградский порт покинуло судно «Oberbürgermeister Haken» («Обербургомистр Хакен»), которое в историю вошло под условным названием «Философский пароход». На его борту Советскую Россию покинули те, кого в наши дни принято называть «цветом российской науки», «лучшими философами», «блистательными учеными» и еще много как. В патетике и пафосе у тех, кто не упускает возможности припомнить большевикам «Философский пароход», недостатка нет.

В самом деле в числе пассажиров этого судна было несколько настоящих ученых. В первую очередь это социолог Питирим Сорокин, конструктор паровых турбин Всеволод Ясинский и зоолог Михаил Новиков. Большинство же посаженных на пароход были публицистами, литераторами, попами и «философами».

В наши дни высылка всей этой братии зачастую рассматривается и преподносится пропагандой как событие, нанесшее России едва ли не фатальный ущерб. Почти в любой «исторической» передаче на эту тему непременно слышатся стенания о невосполнимой потере, которую понесла наша Родина из-за проклятых большевиков.

В то же время мы никогда не услышим о великих открытиях, сделанных этими людьми за границей. Западная наука и культура почему-то совершенно не обогатились благодаря таланту и гениальности высланных интеллигентов.

Проведем такую аналогию. Любой, кто более-менее сносно учился в школе, при упоминании фамилии Лавуазье наверняка вспомнит о нем как об ученом. Кто учился лучше, даже, наверное, упомянут про опыты с реакцией горения и тому подобном. О том, что Лавуазье закончил свои дни на гильотине в дни Великой французской революции, вспомнят лишь единицы. Вывод простой: Лавуазье – блестящий ученый и ценен прежде всего своими открытиями, а не трагическим финалом.

Если бы высланные из России субъекты тоже были великими специалистами, то их фамилии в первую очередь ассоциировались бы с их открытиями, а лишь во вторую с «Философским пароходом». Такой тенденции мы, однако, не наблюдаем. О большинстве высланных говорят почти всегда лишь в связи с отплытием «Обербургомистра Хакена».

В этой связи любопытно вспомнить и о том, как отреагировали на приезд высланных из России их соотечественники, уже обосновавшиеся за кордоном. Вот выдержка из переписки евразийцев П.П. Сувчинского и Н.С. Трубецкого:

«…Как кусок дерна с одного кладбища на другое, как кусок мертвой кожи пересадили окончательно отживший культурный пласт из России в Берлин – для чего? – Конечно, для того, чтобы возглавить эмиграцию, говорить от ее имени и тем самым не позволить народиться ничему новому, живому и, следовательно, опасному для большевиков. Ведь если Ленин, говоря и действуя от имени России, по существу ничего общего с ней не имеет, но ведь и та интеллигенция, которая, конечно, с расчетом выслана большевиками, никого больше не представляет и будет только компрометировать эмигрантские новые поколения» .

Ничтожность «лучших умов» была настолько очевидна, что белогвардейские эмигранты сначала подумали, что Ленин выслал всю эту компанию, поскольку:

«…советская власть принимает все меры для разложения кристаллизирующихся за границей монархических групп».

А потом и вовсе забеспокоились:

«Под подкупающей личиной «пострадавших», жертв большевистского засилия могут оказаться и прямые агенты советской власти, специально подосланные для пропаганды среди эмиграции» .

Обратите внимание, если Ленин настолько глуп, что лишает Россию лучших ее умов, то этому определенно должны обрадоваться враги большевизма, ведь им, рыцарям без страха и упрека, точно должно быть ясно, что, лишая страну непревзойденных мыслителей, коммунисты ослабляют сами себя. Мыслей такого рода, однако, мы не находим. Вместо этого презрение, смешанное с брезгливым скепсисом.

Да и чем в самом деле могли обогатить мировое знание такие личности, как Бердяев, Ильин или Булгаков? Какую привлекательную для прогнавшего их народа философию они могли предложить? Какие глубокие истины открылись им в процессе их мыслительного труда? Давайте посмотрим.

Вот, к примеру, результат умственных усилий Николая Бердяева:

«Демократия есть уже выхождение из естественного состояния, распадение единства народа, раздор в нем. Демократия по существу механична, она говорит о том, что народа как целостного организма уже нет. Демократия есть нездоровое состояние народа. В «органические» эпохи истории никаких демократий не бывает и не возникает. Демократия - порождение «критических эпох» Демократия плоха во всем…. Дух демократизма в своей метафизике, в своей морали, в своей эстетике несет с собой величайшую опасность для аристократического начала человеческой и мировой жизни, для благородного качественного начала… Если бы возможна была окончательная демократия, то человечество погибло бы, утонуло бы во тьме. В самой идее народовластия, ничем не ограниченного и ничему высшему не подчиненного, нет никакой правды, нет и правды о человеке, человеческом образе, о его бесконечной духовной природе, на которую недопустимы никакие посягательства» .

О как! Но мыслитель этим не ограничивается. От презрения к народовластию он переходит к откровенному расизму:

«Культура не есть дело одного человека и одного поколения. Культура существует в нашей крови. Культура - дело расы и расового подбора… «Просветительное» и «революционное» сознание… затемнило для научного познания значение расы. Но объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт» .

Другим таким «фактом», по мнению Бердяева, является то, что «история есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с другим действие, история идет к факту - явлению Христа и идет от факта - явления Христа».

«Божественная София есть … природа Божия, усия, понимаемая … как раскрывающееся содержание, как Всеединство» .

А мы и не знали.

Другой ленинский засланец Николай Лосский всерьез рассуждал о реинкарнации и о том, противоречит ли идея метемпсихоза православному вероучению.

Нельзя не упомянуть и о такой колоритной фигуре, как Иван Ильин, тоже уплывшем на «философском пароходе». Его сегодня пропагандируют с особой страстью. Он осчастливил человечество рассуждениями о кознях мировой закулисы, реформу русской орфографии в 1918 году назвал происками врагов России и очень любил Гитлера. Вот, пожалуйста:

«Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе» . «Ф ашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства, без которого ни один народ не может ни утвердить своего существования, ни создать свою культуру» .

Что касается российского народа, то другой пассажир «философского парохода», Питирим Сорокин, не утруждая себя патриотичной деликатностью, заметил:

«Деградация [русского народа] произошла и в качественном отношении, т.к. погибли элементы, наилучшие по своим биологическим и интеллектуальным качествам. Остался второсортный человеческий материал, произведен, то есть, «отбор шиворот на выворот». А история падения крупных государственных образований учит, что такой отбор является одним из важных факторов гибели. Далее надо учесть влияние наследственности на будущие судьбы России, так как плохое поколение даст и плохое потомство» .

Современная же пропаганда курит им фимиам. Народу стараются привить уважение и любовь к людям, которые считали этот самый народ второсортным материалом, восхваляли маньяков, желавших его уничтожить, и выплескивали на страницы своих книг клерикально-схоластическую галиматью.

Это ли не безумие?

Сен 29, 2015 Кирилл Волгин

Цитата сообщения Dmitry_Shvarts

Философский пароход

Ольга Цицкова. Русская идея. Философский пароход, 2007

Август отмечен еще одним печальным событием - началом операции, известной как «Философский пароход». Ленин за шесть дней до инсульта отдает приказ о начале операции по административной высылке «старой интеллигенции» с четким прописыванием всех ее шагов вплоть до инструкции как, когда и что надо делать.

Потом он, уже будучи тяжело больным, непосредственно руководит ходом этой операции и постоянно интересуется, как идут дела и пеняет, что она проходит слишком медленно, требуя ускорить ее завершение. Нет сомнений, что лично для него эта операция была одной из ключевых и очень важной.

«Комиссия... должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно, - указывал Владимир Ильич. - Очистим Россию надолго" и предупреждал, что "делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовывать… без объявления мотивов - выезжайте, господа!»

Всего было три философских парохода: два «Обербургомистр Хаген» и «Пруссия» - из Петрограда и один «Жан» - из Украины. Кроме пароходов, были еще «философские поезда», увозившие в Германию, как «ненужный хлам», цвет русской интеллигенции. И не только философов, но и врачей, инженеров, литераторов, педагогов, юристов, религиозных и общественных деятелей, а так же особо непокорных студентов.

Зафрахтованный у немцев пароход «Обербургомистр Хаген», отплывший 29 сентября 1922 г. отнабережной Петрограда. На нем выехало более 30 (с семьями около 70 человек) московских и казанских интеллигентов, в том числе Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Е. Трубецкой, П.А. Ильин, Б.П.Вышеславцев, А.А. Кизеветтер, М.А. Осоргин, М.М. Новиков, А.И. Угримов, В.В. Зворыкин, Н.А. Цветков, И.Ю. Баккал и др

С собой разрешалось брать минимум вещей и двадцать долларов, хотя было известно, что операция с валютой тогда каралась смертной казнью. Не разрешалось брать драгоценности, кроме обручальных колец, никаких книг и рукописей. Отъезжающие должны были снимать даже нательные крестики. И с каждого бралась подписка, что они никогда обратно не вернутся. Словом выпроваживали без всяких средств к существованию и навсегда.

Всего по официальным данным в течение лета-осени 1922 года принудительно было выслано двести двадцать пять человек. По неофициальным, зарубежным данным, пятьсот, а по другим источникам - около двух тысяч. Сегодня уже никто точно сказать не может, сколько же выслали, потому что кроме официально утвержденных списков были еще тайные приказы, а также эмиграция под давлением властей.

Высылали в основном «старую» интеллигенцию, которая не хотела и не могла по своим убеждениям и ментальности сотрудничать с советской властью. За пять лет, что прошли после начала революции, уже многим из них стало ясно: и про новую власть, и про будущее, которое ждет страну, и про судьбу интеллигенции в ней.

Памятная доска установлена в Санкт-Петербурге на месте, откуда отходили "Философские пароходы"

Если в 1918-1919, в самые тяжелые годы гражданской войны и военного коммунизма, еще была надежда, что запустение, голод и холод всего лишь временные трудности и многие интеллигенты (Блок, Маяковский, Есенин, Хлебников, Хармс, Бенуа, Сомов, Малявин и другие) приняли революцию как народную и относились к ней вполне лояльно, то в 1922 году уже никаких иллюзий не оставалось.

И дело было уже не в голоде и холоде, потому что к тому времени НЭП, худо-бедно, начала кормить страну. Дело было в формирующейся среде, вытеснявшей прежние традиции и устои, прежнюю ментальность и духовные ориентиры, в требовании не просто лояльности, но и отсутствия всякого внутреннего сопротивления, несогласия и инакомыслия, на что старая интеллигенция согласиться никак не могла.

Она привыкла думать, а непросто принимать слова на веру. Внутреннее сопротивление старой гвардии профессоров и ученых было успешно сломлено за считанные недели 1922 года. Есть миф, что многие из них не хотели уезжать, но это не совсем так. Например, русский религиозный философ Борис Вышеславцев, эмигрировавший не по списку, а по собственному желанию, пишет в 1922 году своему другу в Берлин:

Приз кинофестиваля "Русское зарубежье"

«Я собираюсь отсюда <из России> уехать и слышал, что Вы организуете университет в Берлине. Если да, то имейте меня в виду <…> Вы спасаете этим живое воплощение остатков русской культуры для будущего, помимо спасения живого приятеля. Жизнь здесь физически оч<ень> поправилась, но нравственно невыносима для людей нашего миросозерцания и наших вкусов.

Едва ли в Берлине Вы можете есть икру, осетрину и ветчину и тетерок и пить великолепное удельное вино всех сортов. А мы это можем иногда, хотя и нигде не служу и существую фантастически, пока еще прошлогодними авторскими гонорарами и всяк<ими> случайными доходами.

Зарабатывать здесь можно много и тогда жить материально великолепно, но - безвкусно, среди чужой нации, в духовной пустоте, в мерзости нравств<енного> запустения. Если можете, спасите меня отсюда»

Меня особенно поразили слова «среди чужой нации». И это не оговорка, так оно и было: советская власть смотрела на интеллигенцию сквозь идеологическую призму, и если она и была нужна, то только как технический инструмент - научить народ грамоте, чтобы он умел читать, а отнюдь не думать.

Старая интеллигенция считала себя носительницей общегуманитарной миссии, к идеологии не имеющей никакого отношения, она полагала, что должна учить не только читать и писать, но при этом еще и мыслить, воспринимать реальность без идеологических шор, но именно поэтому всех их, по мнению властей, и стоило расстрелять.

Почему же тогда она неожиданно проявила гуманность и сделала такой широкий жест милосердия, заменив высшую меру наказания административной высылкой? По словам Л.Троцкого, расстрелять их было не за что, а терпеть - уже невозможно, и, давая интервью западной прессе, выразил надежду, что запад по достоинству оценит этот гуманный шаг.

В оценке операции как гуманной есть своя правда, если иметь в виду, что уже в 1923 году по приказу Феликса Дзержинского высылки в Берлин прекратились, и интеллигенцию стали ссылать уже не в Германию, а на Соловки и в Сибирь, в глухие провинции и на строительство Беломорканала. А оттуда уже мало кто возвращался живым и подписки уже не требовалось.

Вообще история с «философским пароходом» долго замалчивалась, но с началом перестройки были открыты и рассекречены многие документы с грифом «Совершенно секретно», стали известны масштабы этой операции, кто был ее вдохновителем и исполнителем. Но за время молчания вокруг этой истории возникло множество мифов, легенд, неточностей и разных толкований, восполнявших дефицит информации.

Плакат 1922 года

История философского парохода интересна еще и тем, что в ней угадываются параллели с сегодняшним днем, не говоря уже о том, что высылка диссидентов практиковалась и в последующие годы (Солженицина, Бродского, Щаранского и Буковского), как, впрочем, она практиковалась и в царское время.

Но с чего все начиналось? А начиналось все с создания в июле 1921 года комитета по оказанию помощи голодающим (Помгол), который финансировался из-за границы. Сейчас бы эту организацию объявили иностранным агентом. Правды ради следует сказать, что действительно в западной прессе активно муссировался вопрос о роли Помгола в возможном падении советской власти.

Дело в том, что когда члены комитета приезжали на места, то бывшие руководители тех мест все перекладывали на них, а сами просто сбегали, поэтому Помгол вынужден был принимать на себя власть и решение всех организационных вопросов, хотя изначально его члены и не предполагали, что все обернется таким образом.

Но именно это и обеспокоило представителей власти, когда обсуждался вопрос о том, как идут дела на местах. Кончилось тем, что всех членов Помгола арестовали и выслали в глухие провинции. Но с них же и началась операция «Философский пароход», став ее прелюдией: первыми в июне 1922 года выслали руководителей комитета помощи голодающим С. Прокоповича и Е. Кускову, отбывавших ссылку в Тверской губернии.

Очистим Россию надолго.

Формирование антисоветской группы интеллигентов, против которой проводилась репрессивная операция «Философский пароход», было спровоцировано несколькими образцово-показательными акциями советской власти. Первой в этом ряду стоит изъятие церковных ценностей, которое большинством интеллигенции было воспринято как кощунство и вандализм.

Далее, в 1921 году все высшие учебные заведения лишились автономии: их выборные органы заменялись назначенными «сверху". Ответом стали забастовки профессорско-преподавательского состава и студентов, требовавших возврата прежних органов управления и самостоятельности вузов, тем более, что поставленные сверху товарищи быстро себя скомпрометировали доносами и провокациями.

Ленин требует срочно уволить двадцать-сорок профессоров и ударить по ним как можно сильнее. Все активные руководители профессорских забастовок позднее были включены в список пассажиров «философского парохода». Список пополнили активные участники Всероссийских съездов врачей, аграриев, геологов и кооператоров, в один голос критиковавших ситуацию в стране.

Члены Политбюро ЦК РКП (б), принимавшие решение об административной высылке

Кроме того, пришедшие к власти большевики не имели опыта государственного управления, сплошь и рядом допуская ошибки и с ситуацией не справлявшиеся. Это вызывало острую критику в адрес правительства, но необходимо было сделать все, чтобы государство, плохо работающее, с громоздким и непрофессиональным аппаратом, малограмотными руководителями все-таки устояло, даже ценой расстрелов и репрессий, сначала - по отношению к своим - бывшим друзьям и соратникам (начались суды над меньшевиками и эсерами), а затем - и к другим.

Но неожиданно для себя советское правительство столкнулось с тем, что Новая экономическая политика вслед за оживлением экономики реанимировала и общественно-политическую жизнь, в которой главными активистами стали старые интеллигенты в силу большей образованности и культуры мысли, а также большей опытности.

Как бы то ни было, у оппонентов советской власти появились свои органы печати, в которых они могли открыто высказываться, но любая критика в свой адрес советской властью воспринималась очень болезненно. Особо пристальное внимание к печати было спровоцировано самими издателями: так главный редактор журнала «Экономист» (из каких соображений?) направил первый номер журнала лично в адрес Ленина.

В нем была размещена статья видного социолога Питирима Сорокина, в которой тот критиковал декреты о семье, гражданском браке и анализировал влияние войны на демографию с явным уклоном в национализм:

«…война обессилила белую, наиболее одаренную, расу в пользу цветных, менее одаренных; у нас - великоруссов - в пользу инородцев, население Европейской России - в пользу азиатской, которое, за исключением сибиряков, и более отстало, и более некультурно и, едва ли не менее талантливо вообще».

Реакция последовала незамедлительно: Ленин ответил на критику программной «О значении воинствующего материализма» (март 1922 г.), в которой впервые прозвучала идея высылки профессоров и ученых:

«рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место»

Идея высылки могла прийти Ленину в том числе и в связи с тем, что к этому моменту Россия заключила договор с Германией, позволявший заменить Сибирь ссылкой в Германию, хотя та отказалась так воспринимать высылку на свою территорию неугодных русских граждан.

Она потребовала, чтобы каждый высылаемый лично подал заявление о предоставлении ему въездной визы: Германия - не Сибирь. Дальше этот сценарий очень быстро начал реализовываться: девятнадцатого мая Ленин дает Дзержинскому указание:

«Обязать членов Политбюро уделять два-три часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов <...> Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей».

Проф. А.А. Кизеветтер и Ю.А. Айхенвальд. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Через пять дней, 24 мая, собирается ЦК, которое принимает постановление с подробным описанием, как должна проходить операция: сначала следует тщательно составить список и завести на каждого дело, потом создать при НКВД особый отдел по рассмотрению вопроса высылки и специальный комитет, который будет принимать решение окончательно.

Первыми в список попадает вся редакция того самого журнала «Экономист», чтение которого оформило у Ленина идею замены расстрела на административную высылку.

Десятого августа выходит Постановление ЦК с утверждением списка, шестнадцатого августа - начались обыски и ночные аресты попавших в список высылаемых.

Кое-кого не нашли, но большая часть была арестована и с ними начали работать наиболее подготовленные следователи. На допросах выяснялась позиция каждого по отношению к Советской власти и предлагалось подписать два документа: подписку о согласии на высылку и подписку о невозвращении обратно.

Всем давалось время - семь дней - для сборов с указанием, что разрешается и что не разрешается брать с собой. Указывалось, куда следует прибыть для посадки на пароход. Об отбытии из России известный русский философ Лосский Н.О. вспоминал:

«на пароходе ехал с нами сначала отряд чекистов. Поэтому мы были осторожны и не выражали своих чувств и мыслей. Только после Кронштадта пароход остановился, чекисты сели в лодку и уехали. Тогда мы почувствовали себя более свободными. Однако угнетение от пятилетней жизни под бесчеловечным режимом большевиков было так велико, что месяца два, живя за границею, мы еще рассказывали об этом режиме и выражали свои чувства, оглядываясь по сторонам, как будто чего-то опасаясь».

М.А.Осоргин на философском пароходе. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Поэтому разговоры о том, что профессора не желали уезжать являются скорее мифом, чем реальностью. Это в первые год-два они надеялись, что все образуется и искренне хотели служить Отечеству и народу. Потом иллюзии развеялись. Писатель М.А.Осоргин вспоминает о тех днях:

«К концу затяжной канители - одна мысль была у всех этих «политических злодеев», раньше за границу не собиравшихся: только бы не передумали те, чьим головам полагается по должности думать.

Все ликвидировано, все распродано, все старые, прочные, десятками лет освященные связи отрезаны, кроме одной, порвать которую никто не в силах - духовной связи с родиной; но для нее нет ни чужбины, ни пространства…

…Вот открывается нам Европа… Европа, в которой пока еще можно дышать и работать, главное - работать. По работе мы все стосковались; хотя бы по простой возможности высказать вслух и на бумаге свою подлинную, независимую, неприкрытую боязливым цветом слов мысль…

Для нас, пять лет молчавших, это счастье. Даже если страницы этой никто не прочтет и не увидит в печати. …Разве не завидуют нам, насильно изгоняемым, все, кто не могут выехать из России по собственной воле? Разве не справедливо подшучивают они над нашей «первой, после высшей», мерой наказания?»

Это была правдой: известно, что некоторые попали в список «по блату», о чем, в частности, воспоминает Д.С.Лихачев. Высылаемый Изгоев рассказывает, что увидев какой-то пароходик, кто-то из высылаемых пошутил:

«Пароходик от «Чеки» с приказанием вернуть всех обратно до нового распоряжения……».

Проф. С.Л. Франк с детьми. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Девятнадцатого сентября из Одессы в Константинополь отправился украинский «Философский пароход» с историком Антонием Флоровским, братом известного священника и богослова Георгия Флоровского.

Двадцать третьего сентября отправился «философский поезд» Москва-Рига с философами Федором Степуном и социологом Питиримом Сорокиным.

Двадцать девятого сентября из Петрограда в Штеттин отплыл пароход «Oberbürgermeister Hacken» с Николаем Бердяевым, Иваном Ильиным, Сергеем Трубецким, Михаилом Осоргиным и другими.

Второй рейс - пароход «Preussen» - отправился 16 ноября с Н.Лосским и Л.Карсавиным на борту. Четвертого декабря в Берлин прибыла группа из Грузии в количестве 62 человек, депортированных по политическим мотивам.

И, наконец, завершила эту операцию вначале 1923 года высылка двух Булгаковых: Сергея Николаевича Булгакова, известного священника и богослова, и Валентина Булгакова, хранителя музея Л.Н.Толстого.

Этой акцией и для высылаемых, и для остающихся все только начиналось: отправлявшиеся в эмиграцию думали, что там их ждут, некоторые даже готовили речи. Однако, к их глубокому разочарованию, по прибытии на пристань Штеттина они увидели, что причал пуст. На вокзале Штеттина, куда они отправились, местные немцы не скрывали своего раздражения: «Понаехали!»

Жизнь в эмиграции у всех складывалась по-разному, чаще не так успешно, как в России, а главное нарастали тоска и пессимизм. Для советского же правительства операция оказалась успешной: административная высылка верхушки интеллигенции очистила СССР от самой думающей культурной прослойки, имевшей собственную, независимую точку зрения, которую она могла формулировать и высказывать. Оставалось расправиться с «недобитыми» интеллигентами, но это было уже значительно легче.

Ильин и Трубецкой на борту философского парохода. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Так планомерно и постепенно уничтожалась всякая возможность мысли, от которой, по словам Ленина, хотели очистить Россию надолго, что у них и получилось. Кроме этой, основной задачи, операция «Философский пароход» вбила клин между интеллигенцией оставшейся и эмигрировавшей, по-разному смотревшими на ситуацию в стране.

Да и внутри эмиграции всё было совсем не просто. Достаточно почитать мемуары, письма и воспоминания эмигрантов, которыми заканчиваю эту трагическую страницу российской истории. Это отрывок из статьи Федора Степуна «Задачи эмиграции», написанной ровно десять лет спустя после «Философского парохода»:

«Для нас несравненно важнее разрешить совсем иной вопрос: вопрос о том, почему эмиграции не удалось осуществить ни одной из поставленных ею себе общественно политических задач. Все попытки вооруженной борьбы с большевиками обанкротились. Все мечты по созданию обще эмигрантского представительства подъяремной России в Европе — разлетелись.

Влияние научных работ эмиграции по изучению Советской России минимально. Европейцы больше верят большевикам, чем нам. Но что самое прискорбное; это то, что старшее поколение эмиграции не сумело завещать своего общественно-политического credo и своего анти большевицкого пафоса своим собственным детям: дети или денационализируются, или... большевизанствуют».

В сентябре исполняется 95 лет со дня высылки из Петрограда большевиками цвета русской интеллигенции

Об этом драматическом событии в нашей истории напоминает сегодня скромный гранитный обелиск, установленный возле Благовещенского моста в Санкт-Петербурге. На нем лаконичная надпись: «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки».

В этом самом месте и стоял пароход «Обер-бургомистр Хаген», который потом назовут «философским».

Точнее, таких пароходов было два: «Обер-бургомистр Хаген» покинул Петроград в конце сентября 1922 года, второй – «Пруссия» – в ноябре того же года. Они доставили в Германию более 160 человек – профессоров, преподавателей, писателей, врачей, инженеров. Среди них были такие блестящие умы и таланты, как Бердяев, Ильин, Трубецкой, Вышеславцев, Зворыкин, Франк, Лосский, Карсавин и многие другие, цвет нации. Высылали еще и поездами, пароходами из Одессы и Севастополя. «Очистим Россию надолго!» – довольно потирал руки Ильич, по личному распоряжению которого и была предпринята эта небывалая акция.

Высылка носила грубый, демонстративно унизительный характер: разрешалось взять с собой лишь две пары кальсон, две пары носков, пиджак, брюки, пальто, шляпу и две пары обуви на человека; все деньги и остальное имущество, а самое главное книги и архивы высылаемых подвергались конфискации. Художник Юрий Анненков вспоминал: «Провожающих было человек десять, не больше… На пароход нас не допустили. Мы стояли на набережной. Когда пароход отчаливал, уезжающие уже невидимо сидели в каютах. Проститься не удалось…»

На корабле – он был германским – изгнанникам дали «Золотую книгу», которая на нем хранилась, – для памятных записей именитых пассажиров. Её украшал рисунок Федора Шаляпина, покинувшего Россию чуть раньше: великий певец изобразил себя голым, со спины, переходящим море вброд. Надпись гласила, что весь мир ему – дом.

Участники первого рейса вспоминали, что все время плавания на мачте сидела какая-то птица. Капитан показал на нее изгнанникам и заявил: «Не помню такого. Это необыкновенный знак!»

Такого в истории и в самом деле никогда не было – чтобы государство само выдворяло не террористов, уголовников или опасных политических противников режима, а свои лучшие умы.

Операция по высылке была поручена ГПУ, которое составляло списки изгнанников.

Троцкий с присущим ему цинизмом объяснил это так: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». Главная цель большевиков состояла в том, чтобы запугать интеллигенцию, заставить ее замолчать. Но надо признать, что уехавшим еще повезло. Позднее всех несогласных, в том числе самых известных людей России, стали безжалостно расстреливать или отправлять в лагеря.

Русская интеллигенция в своем большинстве не приняла революцию, так как осознавала, что насильственный переворот обернется для страны трагедией. Именно поэтому она и составляла угрозу для большевиков, захвативших власть насилием. По этой причине Лениным было принято решение о ликвидации интеллигентов посредством, сначала высылок, а потом беспощадных репрессий и чисток. М. Горький – «буревестник революции» был жестоко разочарован. Он писал в «Новой жизни»: «С сегодняшнего дня даже для самого наивного простеца становится ясно, что не только о каком-нибудь мужестве и революционном достоинстве, но даже о самой элементарной честности применительно к политике народных комиссаров говорить не приходится. Перед нами компания авантюристов, которые ради собственных интересов, ради промедления ещё на несколько недель, агонии своего гибнущего самодержавия, готовы на самые постыдные предательства интересов родины и революции, интересов российского пролетариата, именем которого они бесчинствуют на вакантном троне Романовых».

Интеллигенты, не принявшие большевистский режим, в 1920-е годы попали под тяжкий пресс цензуры, были закрыты все оппозиционные газеты. Не подлежали изданию философские статьи, написанные с немарксистских или религиозных позиций. Основной удар пришелся на художественную литературу, по приказам властей книги не просто не издавались, а изымались из библиотек. С полок пропали Бунин, Лесков, Лев Толстой, Достоевский...

Интеллигенция России стала очень малочисленна уже к 1923 году, она составляла около 5 % городского населения, поэтому интеллектуальные возможности и потенциал государства ослабились. Детей интеллигенции не принимали в вузы, для рабочих были созданы рабфаки. Россия лишилась огромного количества мыслящих и образованных людей. О. Н. Михайлов писал: «Революция оторвала от России, от русской почвы, вырвала из сердца России наиболее крупных писателей, обескровила, обеднила русскую интеллигенцию»...

Русская Атлантида

В результате высылки лучших русских умов и талантов заграница, и прежде всего США, получили в «подарок» от России целую когорту блестящих специалистов, позволивших им далеко продвинуть вперед свою науку и технику, развивать культуру.

Игорь Сикорский, выпускник Петербургского политехнического института, построил в США первый в мире вертолет, русские инженеры Михаил Струков, Александр Картвели, Александр Прокофьев-Северский фактически создали американскую военную авиацию, инженер Владимир Зворыкин изобрел в США телевидение, химик Владимир Ипатьев создал высокооктановый бензин, благодаря чему во время войны американские и немецкие самолеты летали быстрее немецких, Александр Понятов придумал первый в мире видеомагнитофон, Владимир Юркевич спроектировал во Франции самый больший в мире пассажирский лайнер «Нормандия», профессор Питирим Сорокин стал за океаном создателем американской социологии, гениальный актер МХАТа Михаил Чехов – основоположником американского психологического театра, Владимир Набоков – знаменитым писателем, а русского композитора Игоря Стравинского в США считают американским гением музыки. Имена всех утраченных Россией гениев и талантов просто невозможно перечислить.

Из-за катастрофы 1917 года и драматических событий последующих лет за рубежом оказалось в общей сложности, около 10 миллионов русских людей.

Одних выслали, другие бежали, спасаясь от тюрем и расстрелов. Цвет нации, гордость России, целая утраченная Атлантида. Имена этих русских гениев и талантов, наш невольный «подарок» другим странам и континентам, от нас долгие годы в СССР скрывали, называли их «отщепенцами», а о некоторых мало кто у нас знает и до сих пор.

К этой страшной трагедии утраты лучших умов и талантов добавилась еще и другая, последствия которой мы ощущаем до сих пор. В нашей стране произошел разгром, «геноцид умов», сознательное уничтожение русской интеллигенции, ее места в университетах, научных институтах, в конструкторских бюро, в искусстве заняли другие люди. Произошло разрушение сложившейся в России веками преемственности традиций чести, благородства, высоких идеалов верного служения Отечеству и народу, что всегда было отличительным признаком русской творческой интеллигенции.

Может, именно по этой причине и смогла сформироваться у нас сейчас эта русофобская либеральная тусовка – потомки «комиссаров в пыльных шлемах», – которая из себя сегодня интеллигенцию лишь изображает.

А на самом деле Россию не любит, открыто презирает нашу историю и народ, при первой же возможности стремится уехать на Запад.

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».

Русская интеллигенция в своем большинстве не приняла антидемократического большевистского переворота 1917 г., и поэтому она стала одной из главных жертв красного террора. По сведениям, собранным русским историком и политическим деятелем С. П. Мельгуновым, из 5004 расстрелянных во второй половине 1918 г. интеллигенты составляли 1286 – много больше представителей других слоев населения.

С началом нэпа появилась надежда, что коммунистический режим будет эволюционировать к большей свободе не только в экономической, но и в идеологической и даже политической сферах. В частных издательствах и журналах, в различных общественных и культурно-просветительских организациях, в философских кружках находили себе приют мыслители и публицисты, далекие от марксистского официоза. Порой представители интеллигенции пытались прямо оппонировать новой власти. Например, в мае 1922 г. на I Всероссийском съезде геологов была принята следу­ющая резолюция: «Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная ра­бота, и научная прежде всего, не может протекать нормально». Однако большевики очень быстро показали, что не намерены отказываться от идеологической и политической монополии. Длань красного самодержавия оказалась куда тяжелей, чем самодержавия романовского.

8 июня 1922 г. было принято Постановление Политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции», гласившее, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД РСФСР. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». Главному политическому управлению предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации». Политотделу Госиздата совместно с ГПУ надлежало «произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при профсоюзах и отдельными наркоматами…», а также строжайше предписывалось следить за политическими настроениями профессуры и студенчества. В ноябре вышел циркуляр ГПУ своим органам в вузах о том, что на каждого профессора и политически активного студента должен составляться формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал. Это был конец (пусть и очень относительной) автономии интеллигенции от коммунистического государства.

Одним из наиболее ярких эпизодов антиинтеллигентской кампании стала массовая высылка выдающихся представителей русской интеллектуальной элиты за границу, известная под не совсем точным названием «Философский пароход». Главным инициатором этой высылки был сам «вождь мирового пролетариата» В. И. Ленин (Ульянов), бдительно следивший за немарксистской гуманитарной литературой, все еще издававшейся в «стране победившего социализма». Например, в марте 1922 г. его внимание привлек, в сущности, невинный сборник статей Н. А. Бердяева, Я. М. Букшпана, Ф. А. Степуна и С. Л. Франка «Освальд Шпенглер и Закат Европы», который он «отрецензировал» в письме секретарю Совнаркома Н. И. Горбунову следующим образом: «Секретно. Т. Горбунов! О прилагаемой книге я хотел поговорить с Уншлихтом [зампред ГПУ. – С. Сергеев. ]. По-моему, похоже на “литературное прикрытие белогвардейской организации”. Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне напишет секретно, а книгу вернет».

12 марта 1922 г. в журнале «Под знаменем марксизма» была опубликована программная статья Ленина «О значении воинствующего материализма», в которой об авторах журнала «Экономист», и прежде всего о знаменитом социологе П. А. Сорокине, было недвусмысленно заявлено: «Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею пока еще не научился, ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной “демократии”. Там подобным крепостникам самое настоящее место». 19 мая 1922 г. в письме к Ф. Э. Дзержинскому Владимир Ильич поставил вопрос об авторах «Экономиста» на практическую почву: «Это [«Экономист». – С. С. ], по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3… напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все – законнейшие кандидаты на высылку за границу. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить, и излавливать постоянно и систематически, и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение».

И вновь по инициативе Ленина в Уголовный кодекс РСФСР в июне 1922 г. была включена статья 70, гласившая: «Пропаганда и агитация в направлении помощи международной буржуазии… карается изгнанием из пределов РСФСР или лишением свободы на срок не ниже трех лет». Ее хорошо дополняла статья 71: «Самовольное возвращение в пределы РСФСР… карается высшей мерой наказания». 10 августа 1922 г. был принят декрет ВЦИК об административной высылке за границу или «в определенные местности» страны с целью «изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям». Так было создано «юридическое обеспечение» высылки. Тогда же, в августе, компетентные органы принялись «излавливать и высылать» неугодных рабоче-крестьянской власти инакомыслящих, список которых утверждался на уровне Политбюро.

Операцию лично курировали высшие чины ГПУ: Ф. Э. Дзержинский, В. Р. Менжинский, И. С. Уншлихт, Г. Г. Ягода (Иегуда) и др. 18 августа Уншлихт рапортовал Ленину: «Согласно вашему распоряжению направляю списки интеллигенции по Москве, Питеру и Украине, утвержденные Политбюро. Операция произведена в Москве и Питере с 16-го на 17-е с. г., по Украине с 17-го на 18-е. Московской публике сегодня объявлено постановление о высылке за границу и [арестованные. – С. С .] предупреждены, что самовольный въезд в РСФСР карается расстрелом… Ежедневно буду вам посылать сводку о ходе высылки». Кроме указанных Уншлихтом мест, аресты проводились также в Казани. Сохранилось немало документальных свидетельств о том, как происходил процесс высылки.

Н. А. Бердяев был задержан 16 августа 1922 г., это был уже второй его арест (первый произошел в 1920 г.). Обыск, начавшийся в 1 час ночи, закончился в 5 часов 10 минут утра. Был проведен тщательно запротоколированный допрос, на котором арестованному задавали вопросы об отношении к советской власти, забастовкам профессоров; о взглядах на задачи интеллигенции; о перспективах эмиграции и т. д.

19 августа следователь Бахвалов подписал постановление, решившее судьбу подследственного: «1922 года, августа 19 дня, я, сотрудник 4-го отделения СО ГПУ Бахвалов, рассмотрел дело № 15564 о гр-не Бердяеве Николае Александровиче, постановил: привлечь его в качестве обвиняемого и предъявить ему обвинение в том, что он с Октябрьского переворота и до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 57-й Уголовного кодекса РСФСР. Как меру пресечения уклонения от суда и следствия гр-на Бердяева избрать содержание под стражей».

В тот же день это постановление было предъявлено Бердяеву. Он отверг его основные пункты: «От 19 августа 1922 г. постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого по 57-й статье Уголовного кодекса РСФСР прочел и не признаю себя виновным в том, что занимался антисоветской деятельностью, и особенно не считаю себя виновным в том, что в моменты внешних затруднений для РСФСР занимался контрреволюционной деятельностью». Разумеется, это несогласие не повлияло на решение ГПУ «в целях пресечения дальнейшей антисоветской деятельности Бердяева Николая Александровича… выслать из пределов РСФСР за границу бессрочно». Вот так, без всяких судебных формальностей!

Философа и писателя И. А. Ильина 4 сентября 1922 г. арестовывали уже в шестой (!) раз. На допросе ему были заданы те же вопросы, что и Бердяеву, на которые он отвечал чрезвычайно смело: «Считаю советскую власть исторически неизбежным оформлением великого общественно-духовного недуга, назревавшего в России в течение нескольких сот лет. ˂…> Политическая партия строит государство только тогда, и только постольку, поскольку она искренно служит сверхклассовой солидарности; я глубоко убежден в том, что РКП, пренебрегая этим началом, вредит себе, своему делу, своей власти в России. ˂…> Считаю так называемую забастовку профессуры мерою борьбы, вытекающей из начал здорового правосознания… ˂…> Высшая школа прошла при советской власти через целый ряд реформ; боюсь, что в результате всех этих сломов от высшей школы останется одно название. На высшие учебные заведения советская власть смотрела все время не как на научную лабораторию, а как на политического врага».

Выезжать за границу изгнанники должны были за свой счет. Подавляющее большинство высылаемых вовсе не хотели покидать Родину, несмотря на ненавистную им большевистскую диктатуру. «…Что касается эмиграции, то я против нее: не надо быть врагом, чтобы не покидать постели своей больной матери. Оставаться у этой постели – естественный долг всякого сына. Если бы я был за эмиграцию, то меня уже давно не было в России», – сказал на допросе другой русский философ – Ф. А. Степун. Но людей буквально поставили перед выбором: высылка или расстрел. Об этом говорят те подписки, которые они были вынуждены дать ГПУ: «Подписка. Дана сия мною, гр-ном Бердяевым, Государственному политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти. Статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающая за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания, мне объявлена, в чем и подписуюсь».

«Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным, СО ГПУ в том, что обязуюсь: 1) выехать за границу согласно решению Коллегии ГПУ за свой счет; 2) в течение 7 дней после освобождения ликвидировать все свои личные и служебные дела и получить необходимые для выезда за границу документы; 3) по истечении 7 дней обязуюсь явиться в СО ГПУ к нач. [альнику] IV отделения тов. Решетову. Мне объявлено, что неявка в указанный срок будет рассматриваться как побег из-под стражи со всеми вытекающими последствиями, в чем и подписуюсь».

Точное количество высланных осенью 1922 – зимой 1923 г. до сих пор уточняется исследователями. По последним данным, всего в чекистские списки попали 270 представителей интеллигенции. Из них 81 человек был вынужден покинуть родину, остальные либо подверглись административной ссылке в отдаленные районы России, либо вовсе не пострадали. Что же касается «философского парохода», то это, конечно, некий обобщенный образ. В реальности высылали не одних лишь философов и не одним пароходом, а несколькими; наконец, не только по морю, но и по суше.

19 сентября 1922 г. пароходом из Одессы в Константинополь прибыла небольшая «украинская» группа. 23 сентября поездами Москва – Рига и Москва – Берлин отправилась большая партия москвичей. 29 сентября из Петрограда в Штеттин отплыл пароход «Обербургомистр Хакен», пассажирами которого были более 30 инакомыслящих. 16 ноября пароход «Пруссия» увез еще 17 человек. В конце 1922 – начале 1923 г. продолжались высылки из Севастополя, Одессы и Петрограда.

Перечислим наиболее значительных изгнанников. Это философы: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, Ф. А. Степун, С. Л. Франк; социолог П. А. Сорокин; историки: А. А. Кизеветтер, С. П. Мельгунов, В. А. Мякотин, А. В. Флоровский; общественно-политические деятели и публицисты: А. С. Изгоев (Ланде), А. В. Пешехонов, С. Е. Трубецкой; физиолог Б. П. Бабкин; зоолог М. М. Новиков; математик Д. Ф. Селиванов; астрофизик В. В. Стратонов; инженер-технолог В. И. Ясинский; литераторы Ю. И. Айхенвальд и М. А. Осоргин (Ильин); бывший личный секретарь Л. Н. Толстого, заведующий Толстовским домом-музеем В. Ф. Булгаков… Это была своего рода верхушка айсберга, основной корпус которого включал много менее известных специалистов, среди которых, кроме научных работников, были врачи, агрономы, бухгалтеры.

Н. О. Лосский, отбывший на «Пруссии», вспоминал: «На пароходе ехал с нами сначала отряд чекистов. Поэтому мы были осторожны и не выражали своих чувств и мыслей. Только после Кронштадта пароход остановился, чекисты сели в лодку и уехали. Тогда мы почувствовали себя более свободными. Однако угнетение от пятилетней жизни под бесчеловечным режимом большевиков было так велико, что месяца два, живя за границею, мы еще рассказывали об этом режиме и выражали свои чувства, оглядываясь по сторонам, как будто чего-то опасаясь».

Судьбы наиболее именитых изгнанников на Западе сложились, в общем, достаточно благополучно. Бердяев, живя во Франции, как философ приобрел европейскую известность, был 7 раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе; умер в собственном доме в пригороде Парижа Кламаре. Сорокин стал одним из столпов американской социологии, профессором Гарварда, президентом Американской социологической ассоциации. Степун успешно вписался в немецкое академическое сообщество (за исключением периода нацистского правления). С. Булгаков, Ильин, Лапшин, Лосский и Франк пользовались известностью в кругах русской эмиграции и свои главные труды создали именно в это время. Все они умерли своей смертью, надолго пережив большинство своих гонителей.

Единственное исключение – Карсавин, с конца 1920-х гг. живший и преподававший в Литве. Там в конце 1940-х его настигла карающая рука советского правосудия – и свои дни он окончил в ГУЛАГе. Его судьба, как и судьбы философов П. А. Флоренского и Г. Г. Шпета, не подвергшихся высылке и сгинувших в 1930-х гг. в лагерях, показывает, какой участи избежали пассажиры «философских» пароходов и поездов. Так что для их личной биографии высылку, пожалуй, стоит оценить как благо. Однако для развития русской культуры в России она имела самые прискорбные последствия, – прежде всего для культуры философской мысли, которая в СССР была практически уничтожена и заменена примитивным агитпропом марксизма-ленинизма.

29 сентября 1922 года из Петрограда отплыл «Философский пароход», пассажирами его были выдающиеся русские мыслители. Кто это был? Почему они оказались на борту? Мы расскажем о семерых наиболее известных пассажирах этого памятного рейса.

Николай Бердяев

О чем думал
Несмотря на то, что в молодости Бердяев пережил серьезное увлечение марксизмом (как и любой образованный человек того времени), высылки он не избежал, поскольку проявил себя прежде всего религиозным мыслителем. Главная тема Бердяева – свобода, которая имеет для него добожественное происхождение и коренится в Ничто. Христианство Бердяев понимает, прежде всего, как религию свободы, религию, впервые утверждающую роль личности в истории. Человек по Бердяеву – соработник Бога, и главная его задача – приближение Царства Божиего.

За что выслали
Бердяев был одной из центральных фигур движения веховцев, программный сборник которого Ленин в 1909 году охарактеризовал как «энциклопедию либерального ренегатства». В 1920 году Бердяев был допрошен лично Дзержинским по делу о так называемом Тактическом центре, к которому непосредственного отношения философ не имел. Однако на допросе он открыто высказал свое отношение к коммунистической идеологии. Бердяев критиковал коммунизм, прежде всего, с религиозных позиций, как учение отрицающее личность, но видел в революции историческую неизбежность и отмечал правоту марксизма во многих социально-экономических вопросах.

Вне России
Бердяев органично влился в интеллектуальную жизнь Европы: принимал участие в международных философских конгрессах, читал лекции, публиковался в немецких и французских изданиях. По его инициативе в Париже открылась Религиозно-философская академия (РФА), с 1925 по 1940 гг. издавался религиозно-философский журнал «Путь». Бердяев был главным идеологом Русского студенческого христианского движения (РСХД), руководил издательством «YMCA ‒ Press» («Христианского союза молодёжи»), участвовал в создании Лиги православной культуры. Во время Второй мировой войны Бердяев занял активную просоветскую позицию.

Иван Ильин

О чем думал
В 1918 году была издана главная работа Ильина до высылки из России – «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». Н. О. Лосский отмечал, что Ильин опроверг ложное представление о философии Гегеля как системе абстрактного панлогизма и доказал, что идея для Гегеля – это конкретный принцип. В этом выразилась характерная для русской философии тенденция к конкретному идеал-реализму. Ильин видел смысл философии в постижении Бога и божественных проявлений в мире. Одной из самых известных книг Ильина является «Сопротивление злу силою», где он полемизирует с учением Льва Толстого.

За что выслали
Ильин – один из самых оригинальных представителей консервативной мысли в России. Он открыто поддерживал белое движение, выступал против реформы орфографии 1918 г., последовательно критиковал большевистскую власть.

Вне России
С 1923 по 1934 гг. Ильин работал в Русском научном институте в Берлине. Являясь главным идеологом белого движения (с 1927 по 1930 гг. издавал журнал «Русский колокол»), активно участвовал в общественной жизни Германии: выступал на антикоммунистических митингах, на первых порах активно поддерживал распространение фашизма в Европе, видя в нем защиту от коммунизма. В 1938 перебрался в Швейцарию, где обосновался благодаря помощи Сергея Рахманинова.

Семен Франк

О чем думал
В молодости был убежденным марксистом, но позже перешел в стан христианского идеализма. Франка относят к философскому течению интуитивизма. Он исследовал природу человеческого познания, его границы. В книге «Душа человека» Франк разработал философские основы психологии. Он развивал идеи платонизма, стремился объединить рациональное знание и религиозную веру.

За что выслали
Франк был участником движения веховцев, публиковался в сборниках «Проблемы идеализма» (1902), «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918). Он не скрывал своего критического отношения к социализму, в котором видел идеологию, отрицающую свободу личности и целиком превращающую человека в винтик общественной машины.

Вне России
За границей Франк сначала поселился в Берлине, участвовал в деятельности Религиозно-Философской Академии, организованной Бердяевым. Позже переехал во Францию, затем в Лондон. В эмиграции продолжил заниматься творческой деятельностью: читал лекции, участвовал в международных философских конгрессах, публиковался в европейских журналах.

Николай Лосский

О чем думал
Николай Онуфриевич Лосский – русский религиозный мыслитель, один из основателей интуитивистской философии. Интуитивизмом Лосский называет «учение о том, что познанный объект, даже если он составляет часть внешнего мира, включается непосредственно сознанием познающего субъекта, так сказать, в личность и поэтому понимается как суще¬ствующий независимо от акта познания» . Философ выделяет три вида интуиции - чувственную, интеллектуальную и мистическую. Важнейшим вкладом Лосского в русскую культуру считается сделанный им перевод «Критики чистого разума» Канта.

За что выслали
С 1916 года Лосский был профессором Санкт-Петербургского университета. Однако после революции его лишили кафедры за христианское мировоззрение. После запрещения преподавательской деятельности последовала и высылка из России.

Вне России
До 1942 года Лосский жил в Праге, где остановился по приглашению философа, социолога и первого президента Чехословакии Томаша Масарика. С 1942 по 1945 г. был профессором философии в Братиславе, в Чехословакии. Потом перебрался в Нью-Йорк, там он преподавал в Русской духовной академии. Умер Лосский в 1965 году, в Париже.

Борис Вышеславцев

О чем думал
Важнейшей проблемой, которой занимался Вышеславцев, является, так называемая «философия сердца». По замечанию Лосского, он, вслед за христианским мистицизмом, «понимает сердце не просто как способность к эмоциям, но как нечто гораздо более значительное, а именно как онтологический сверхрациональный принцип, составляющий реальную «самость» личности» .

За что выслали
Еще в 1908 году Вышеславцев сдал магистерский экзамен по философии. После трехлетнего пребывания за границей, он читал лекции по философии права в Московском университете. После революции участвовал в работе Вольной академии духовной культуры, основанной Бердяевым.

Вне России
Вышеславцев остановился в Берлине, где до 1924 г. преподавал в Религиозно-философской академии. Вместе с академией переехал в Париж. Там до 1947 года преподавал в Свято-Сергиевском православном богословском институте. Участвовал в создании издательства YMCA-Press.

Сергей Трубецкой

О чем думал
Сергей Евгеньевич Трубецкой – сын религиозного философа Евгения Николаевича Трубецкого. В 1912 году окончил историко-филологический факультет Московского университета. На Первую мировую войну пытался уйти добровольцем, но не был допущен из-за проблем со здоровьем. После Февральской революции занимался антисоветской деятельностью. В 1919 году стал одним из инициаторов создания Тактического центра – объединения подпольных антибольшевистских организаций.

За что выслали
Сергей Трубецкой был арестован в феврале 1920 года по обвинению в пособничестве контрреволюции. Верховный ревтрибунал при ВЦИК приговорил его к расстрелу, но наказание было заменено на 10 лет лишения свободы. В конце 1921 года Трубецкого освободили от отбытия наказания, а 29 сентября 1922 года выслали за границу.

Вне России
Сергей Трубецкой поселился в Берлине. До 1938 года работал в Русском общевоинском союзе (РОВС) – самой массовой организации русских эмигрантов, созданной П. Н. Врангелем; занимался публицистикой и переводами. Самая известная работа Сергея Трубецкого – книга мемуаров «Минувшее».

Лев Карсавин

О чем думал
Лев Платонович Карсавин – не только религиозный философ, но и историк-медиевист. Окончил Историко-филологический факультет Петербургского университета. Защитил магистерскую диссертацию «Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII веков», и докторскую – «Основы средневековой религиозности в XII-XIII вв., преимущественно в Италии». Кроме многочисленных трудов по истории религиозных течений, Карсавин разрабатывал собственную версию философии Всеединства.

За что выслали
В 1918 – 1922 гг. участвовал в деятельности Братства Святой Софии, был одним из учредителей издательства «Петрополис» и Богословского института.

Вне России
В Берлине Карсавина избрали товарищем председателя Бюро Русского академического союза в Германии. Он участвовал в создании Русского научного института и издательства «Обелиск». В 1926 году переехал в Париж, где стал участником Евразийского движения. В 1927 году Карсавина пригласили занять кафедру в Литовском университете, в Каунасе. Там он преподавал до 1940 года, потом стал профессором Вильнюсского университета. В 1949 г. Карсавина арестовали за участие в антисоветском евразийском движении и приговорили к 10 годам лишения свободы. В 1952 году он умер от туберкулеза в одном из лагерей республики Коми.

Александр Славич



THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама