Изъяли мощи
Июньским вечером к Введенскому женскому монастырю в Иванове подъехала скромная черная машина. Из нее вышел игумен Дамаскин (Орловский), секретарь Синодальной комиссии по канонизации Русской православной церкви, который привез мощи святого Владимира Лежневского, умершего на Соловках в 1931 году. Но ни монахини, ни их духовник, архимандрит Амвросий, в тот вечер особой радости по поводу прибытия новой святыни не испытали. Мощи приехали из Москвы вместе с бумагами из Патриархии, которые предписывали изъять из монастыря останки другого исповедника - святителя Василия Кинешемского. Мощи очень почитаемого в Иванове святителя Василия хранились в монастыре с самого его открытия в 1993 году.
В последний раз сестры собрались на молебен у мощей, отслужили его наскоро: московские гости явно торопились. Раку открыли, игумен Дамаскин с помощницей вынесли мощи из храма и погрузили в багажник своего автомобиля. Тем же вечером машина уехала обратно в сторону Москвы. Один из ивановских церковных управленцев, руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества Иваново-Вознесенской епархии игумен Виталий (Уткин) сразу сделал запись в своем твиттере, из которой следует, что мощи были вывезены по личному благословению Патриарха, а представители Иваново-Вознесенской епархии при изъятии не присутствовали. «Игумен Дамаскин с мощами святителя Василия покинул пределы Ивановской области с тем, чтобы доставить святыню в то место, которое будет для нее определено Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом», - закончил свою запись Уткин. С тех пор ни монахиням, ни другим жителям Иванове о судьбе святыни ничего не известно.
Стерли из календаря
Спустя три месяца, в сентябре, преподаватель Московской Духовной Академии священник Федор Людоговский купил свежеизданный календарь Московской Патриархии на 2013 год. Отец Федор, будучи специалистом по богослужебным текстам, каждый год по заказу небольшого издательства делает свою версию календаря с добавлением чтений из Священного Писания на каждый день. Так же поступают многие церковные и околоцерковные издательства: берут за основу официальный календарь, выпущенный Патриархией, и делают разные вставки - проповеди, картинки, рецепты постных блюд. Официальный календарь - расписание богослужебной жизни всей Русской православной церкви на год.
«Я открыл календарь, - рассказывает отец Федор, - и понял, что по сравнению с моей прошлогодней сеткой чего-то не хватает. Отсутствовали имена многих святых новомучеников, хотя в целом в представлении святых XX века произошли изменения к лучшему. В общем алфавитном указателе святых в приложениях к календарю я исчезнувших имен тоже не нашел».
Отец Федор написал о своем открытии в сообщество «Устав» на сайте livejournal.com, где собираются специалисты по церковному праву и богослужению. Так факт исчезновения из святцев Русской православной церкви нескольких десятков имен святых стал известен специалистам. Сотрудники календарного отдела Издательства Московской Патриархии, которые тоже участвуют в дискуссиях на «Уставе», сразу опровергли предположение о техническом сбое. По их словам, все сведения о новомучениках внесены в календарь строго в соответствии с документами, которые им передали из Синодальной комиссии по канонизации. Спустя несколько дней на «Уставе» был опубликован сводный список «потерь» - 36 имен. Самым почитаемым и известным из вычеркнутых святых оказался Василий Кинешемский.
Святитель Василий
Биография епископа Василия (в миру - Вениамина Сергеевича Преображенского) поначалу строилась довольно типично для духовного сословия. Родился в семье священника провинциального города Кинешмы в 1876 году, окончил там духовное училище, Костромскую семинарию и Киевскую академию. Занимался богословием, преподавал в Воронежской семинарии.
Затем начинается интересное: в 1910–1911 годах жил в Англии, где изучал современные европейские языки. Там он попал на лекцию основателя скаутского движения Роберта Баден-Пауэлла, которая произвела на него столь сильное впечатление, что, вернувшись в Россию, он устроился работать в гимназию - сначала в Миргороде, потом в Москве - и закончил педагогический институт. В 1914 году он еще раз съездил в Англию специально для изучения скаутизма, побывал в летних лагерях. После этой поездки начал работать над книгой «Бой-скауты. Руководство самовоспитания молодежи по системе “скаутинг” сэра Роберта Баден-Пауэлла применительно к условиям русской жизни и природы», которая вышла в 1917 году. «Необходимость воспитания воли и моральных эмоций особенно остро чувствуется в русском обществе, и все попытки, идущие в том направлении, заслуживают самого серьезного внимания, как бы ни были они несовершенны», - написано в этой книге.
Революцию он встретил в Москве и был настолько ею потрясен, что ушел с должности преподавателя и уехал в родную Кинешму. Там он прислуживал в храме у своего старого отца и преподавал детям Закон Божий. В 1920 году в возрасте 45 лет он стал священником, вскоре его постригли в монашество с именем Василий и еще через год рукоположили в епископа Кинешемского.
Дальше начинается житие. Отказался от всякой собственности, жил в бане, спал на голом полу, положив под голову полено, проповедовал, исповедовал и помогал. Когда в Ивановскую область стали привозить детей из голодающего Поволжья, сказал в проповеди: «Вскоре наступят праздничные дни пасхального торжества. Когда вы придете от праздничной службы и сядете за стол, то вспомните тогда о голодающих детях». По свидетельствам очевидцев, многие крестьяне усовестились и приняли детей в свои семьи.
Дальше биография вновь становится типичной: епископ Василий разделил судьбу большинства архиереев Российской православной церкви. В 1923 году его в первый раз сослали - в Зырянский край на два года. Кратковременные возвращения на свободу чередовались со ссылками и отсидками и сопровождались назначениями в новые епархии (он успел побывать епископом Вязниковским, викарием Владимирской епархии, и Ивановским). К началу войны на свободе оставалось всего четыре православных архиерея, и епископ Василий не входил в их число. В ссылках он тайно совершал богослужения и даже организовывал подпольные кружки по изучению Евангелия. Во время войны побывал в Ярославской тюрьме, московской внутренней тюрьме НКВД и Бутырке. Умер в 1945 году в селе Бирилюссы Красноярского края.
Прошло 40 лет, и в 1985 году молодой священник Амвросий (Юрасов), служивший в селе Жарки Ивановской епархии, получил письмо. «Однажды мне передали письмо - треугольничек, прошитый по периметру на машинке, то есть строго секретное, - от человека, который был иподиаконом у епископа Василия и знал, где он похоронен, - рассказал архимандрит Амвросий, - и мы с отцом Дамаскином (Орловским) поехали в Красноярск, где в ссылке умер святой Василий. За 40 с лишним лет на могиле выросло огромное сибирское дерево и оплело корнями гроб, оно его не отдавало. Пришлось вырубить это дерево. Тело почти целиком сотлело, но остались почерневшие кости рук, ног и светлый череп. Останки мы перенесли сперва в Москву, а потом, когда у нас открылся Введенский монастырь, в Иваново. Я сфотографировал в Салониках раку святых, которая мне понравилась, и такую же деревянную резную раку нам сделали здесь. Я сам клал и мощи, и архиерейское облачение в эту раку. У нас была бесноватая Варвара, так когда мы клали мощи, она упала, кричала, и бес из нее вышел. Она и сейчас еще жива. Многие люди приходили, просили молитв святителя Василия и получали пользу».
В том же 1993 году епископа Василия Кинешемского признали местночтимым святым Ивановской епархии, а в 2000 году, когда был канонизован собор новомучеников и исповедников российских, - общероссийским святым.
Но у некоторых историков оставались сомнения в его святости. Церковный писатель и историк Павел Проценко в 2003 году опубликовал в газете «НГ-Религии» исследование, в котором утверждает, что существуют четыре редакции официального жития святителя Василия, подписанные одним автором - игуменом Дамаскином (Орловским). В каждой следующей версии образ святителя становится все более гладким и менее противоречивым.
Так, известно, что епископ Василий был убежденным «непоминающим», то есть открытым противником декларации митрополита Сергия (Страгородского) 1927 года о лояльности советской власти. Движение «непоминающих», возглавляемое очень авторитетными иерархами, несмотря на гибель почти всех своих лидеров, просуществовало до конца 1940-х годов. Из этой среды подпольных и потому свободных общин вышли, например, мать и тетя протоиерея Александра Меня. В первой версии жития принадлежность святителя Василия к «непоминающим» упомянута, а в третьей версии написано, что его община приняла «Декларацию».
Но самая неоднозначная история касается последнего ареста в 1943 году. Проценко пишет: «Из варианта IIВ (вторая версия жития от 1993 г. - Прим. К.Л.) следует, что он не просто был сломлен на следствии, но оговорил многих верующих, считавших его своим духовным руководителем. Он не только признал измышления следователей в создании им антисоветской организации (тогда вина падала бы на него одного), но и назвал имена конкретных ее “участников” и состав их мнимых “преступлений”». В оправдание епископ Василий говорил, что «от Бога отречься не требовали» и что он назвал только те имена, которые следствие уже знало.
В более поздних вариантах жития опущен факт оговора людей, а самооговор объясняется тем, что епископ не выдержал «пытку голодом на фоне немощей и болезней старости». По версии историка, подтверждаемой архивными документами, епископ выдал на следствии арестованную с ним в один день Ираиду Тихову - активную сторонницу «непоминающих», которая дала ему приют в своем доме в селе Котове под Угличем, где епископ Василий поселился, выйдя в очередной раз на свободу перед самой войной. Ираида Тихова, помогавшая ему в организации религиозных кружков, виновной себя не признала и на основании показаний епископа получила пять лет лагерей.
Архимандрит Амвросий все равно верит, что «святитель Василий - святой. Мало ли у кого какие ошибки были в жизни. Он же покаялся. Есть посвященные ему храмы, некоторые приняли монашество с его именем, наши матушки в монастыре как молились ему, так и молятся, так что он во святых».
Канонизации в России
Первыми русскими святыми были князья-страстотерпцы Борис и Глеб. От крещения Руси до упразднения патриаршества при Петре I было канонизировано около 300 святых. За двести лет синодального периода в Российской православной церкви совершено всего пять канонизаций, но еще семерых святых Синод прославил при Николае II. Самая известная николаевская канонизация - прославление преподобного Серафима Саровского в 1903 году, когда император настоял на причислении старца к лику святых вопреки мнению большинства членов Синода и самого обер-прокурора Константина Победоносцева.
При советской власти появление новых святых долгое время было невозможно. Однако, когда советское правительство стало использовать Церковь в международных отношениях, было разрешено канонизировать «внешнеполитических» святых - Германа Аляскинского и Николая Японского. В 1987 году начинается подготовка к празднованию тысячелетия крещения Руси, и тогда же была создана историко-правовая группа при комиссии по проведению юбилейного празднования. Эта группа под руководством митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия (Пояркова) подготовила канонизацию девяти святых, среди которых Андрей Рублев, Максим Грек, Феофан Затворник, блаженная Ксения Петербургская. После празднования группа преобразована в постоянно действующую Комиссию по канонизации святых при Священном Синоде. Митрополит Ювеналий возглавлял ее до 2011 года.
Новые мученики
В 1942 году НКВД СССР по поручению Политбюро принял «необходимые меры к обеспечению издания Московской Патриархией книги-альбома “Правда о религии в СССР” в соответствии с представленным планом». Это был один из контрпропагандистских ходов в ответ на разыгрывание немцами религиозной карты на оккупированных территориях. В этом издании Московской Патриархии написано: «За годы после Октябрьской революции в России бывали неоднократные процессы церковников. За что судили этих церковных деятелей? Исключительно за то, что они, прикрываясь рясой и церковным знаменем, вели антисоветскую работу. Это были политические процессы, отнюдь не имевшие ничего общего с чисто церковной жизнью религиозных организаций и чисто церковной работой отдельных священнослужителей. Православная церковь сама громко и решительно осуждала таких своих отщепенцев, изменяющих ее открытой линии честной лояльности по отношению к советской власти».
Этой официальной позиции Русская православная церковь, получившая в рамках той же сталинской контрпропагандистской кампании возможность избрать Патриарха и открыть учебные заведения, придерживалась все годы советской власти: гонений на верующих в СССР не было. «Непоминающие» и многие другие группы верующих остались за границами легальности, но после смерти Патриарха Сергия значительная их часть постепенно выходила из подполья и видимым образом сливалась с официальной Церковью. Исповедники, выжившие после допросов и многих лет лагерей, передавали свой опыт. Знаменитые старцы, к которым в 1960–1980-е годы были настоящие паломничества как интеллигентов и хиппи, так и совершенно простых людей, - Иоанн (Крестьянкин), Павел (Груздев), Таврион (Батозский), - сами прошли через лагеря. Множество монахов разоренных монастырей жили в миру и работали кто в семьях советской интеллигенции нянями (очень достоверный образ такой няни-монахини Василисы в «Казусе Кукоцкого» Людмилы Улицкой совпадает с рассказом сына музыкального критика Андрея Золотова о своей няне Татеньке, хотя хронологически Золотов написал свои воспоминания о жившей в его семье дивеевской монахине уже после выхода романа), а кто - в советских НИИ (например, монахиня в миру Игнатия (Пузик) из общины Высокопетровского монастыря была доктором биологических наук, занималась исследованиями туберкулеза, а дома тайно писала книгу «Старчество в годы гонений», чтобы сохранить память о своем наставнике - преподобномученике Игнатии и уникальной общине, которую он создал и окормлял в 1920–1930-е годы). Устное предание о святости, проявленной в годы красного террора и репрессий, сохранялось и в семьях духовенства. Священнические роды не были уничтожены под корень: Правдолюбовы, Соколовы, Амбарцумовы хранили память о пострадавших дедах, надеялись узнать обстоятельства их гибели.
Вместе с царской семьей к святым причислили католика Алоизия Труппа и лютеранку Екатерину Шнейдер.
Саму идею того, что погибшие при советских гонениях могут быть канонизованы, привезли из-за границы вместе с «тамиздатом». В эмигрантской среде циркулировали как воспоминания и реальные свидетельства, так и мифы о преследованиях верующих. Уже в 1925 году в Париже была издана «Черная книга (“Штурм небес”). Сборник документальных данных, характеризующих борьбу советской коммунистической власти против всякой религии, против всех исповеданий и церквей» Александра Валентинова. Священник Михаил Польский, с 1921 по 1930 год побывавший и в Соловецком лагере особого назначения, и в ссылке в Зырянском крае, ухитрился не только сбежать из заключения, но и выехать из СССР через персидскую границу. Оказавшись за границей, он присоединился к Русской зарубежной церкви (РПЦЗ) и написал труд «Новые мученики российские». Этот двухтомник, изданный в Джорданвилле в 1949-м (первый том) и 1957-м (второй том), стал одним из бестселлеров религиозного тамиздата в СССР. Польский на основе вывезенных им из СССР воспоминаний, устных свидетельств и разрозненных публикаций в зарубежных изданиях реконструировал судьбы нескольких десятков известных ему церковных людей, погибших в основном в Гражданскую войну и самом начале репрессий. Уже в 1977 году в Париже была издана книга религиозного диссидента Льва Регельсона «Трагедия Русской Церкви. 1917–1945 год», к которой прилагалась обширная летопись. Книга Регельсона писалась в СССР, поэтому он и его помощники не только собирали устные рассказы, но и работали в доступных архивах (в основном - архивах духовных академий в Загорске и Ленинграде).
На основе данных, собранных в этих книгах, мемуаров и других разрозненных сведений РПЦЗ в 1981 году канонизировала царскую семью, Патриарха Тихона и собор новомучеников. При этом не было формализовано, кто именно входил в состав этого собора. Вместе с царской семьей к святым причислили всех пострадавших с нею слуг, включая католика Алоизия Труппа и лютеранку Екатерину Шнейдер, - что особенно примечательно, учитывая жесткую антиэкуменическую позицию Зарубежной церкви. Жесткий противник митрополита Сергия, лидер «непоминающих» митрополит Иосиф (Петровых) упоминается как святой мученик в каноне РПЦЗ и сегодня, после объединения с Московским Патриархатом.
В СССР в 1960–1980-х годах, как видно по книге Регельсона, тоже тайно собирали сведения и документы о верующих, погибших и пострадавших во время гонений. Профессор математики, один из первых программистов советских систем управления базами данных Николай Емельянов искал и обрабатывал информацию о расстрелянных и пострадавших по религиозным статьям. В начале 90-х, как только Церковь получила доступ к архивам КГБ и стало возможно формализовать сведения и получить фотографии, он создал базу данных «За Христа пострадавшие», в которую теперь входит 34 000 биографических справок. Так называемое «народное почитание» новомучеников, необходимое условие для официального признания святости, тоже возникло еще при поздней советской власти. Особенно чтили царскую семью - даже ездили в паломничества в Свердловск, где еще был цел дом Ипатьева.
Поэтому в начале 90-х, несмотря на еще остающуюся двусмысленность официальной позиции Патриархии, комиссия по канонизации начала подготовку к прославлению новомучеников и исповедников. Свою роль здесь сыграла и личная позиция Патриарха Алексия II, который вырос в эмигрантской среде, участвовал в Российском студенческом христианском движении в Эстонии и с детства знал о гонениях. Первыми канонизированными новомучениками стали Патриарх Тихон и великая княгиня Елизавета.
ОГПУ - источник правды
Стандартные требования, которым должен соответствовать кандидат в святые, - праведное житие, безукоризненная православная вера, народное почитание, зафиксированные чудотворения и, если есть, нетленные мощи. Большинство канонизированных святых не проходят по одному или сразу нескольким из этих пунктов. Зато они обладают другими, с трудом поддающимися формализации, приметами особой благодати, полученной от Бога. У католиков эта благодать называется «харизмой святости», православные иногда говорят о «даре святости». Святой не безгрешен, но приближен к Богу, «обо́жен».
После того, как Синод, Архиерейский или Поместный собор утверждает канонизацию человека, по нему в последний раз служится панихида как по умершему христианину, потом зачитывают акт о канонизации и служат молебен. С этого момента к нему можно обращаться в молитвах. Разумеется, не комиссия по канонизации и не Архиерейский собор решают, свят человек или нет, хотя считается, что чудотворения или нетленность мощей доказывают, что человек спасен в будущей жизни, а потому может служить примером и помогать живущим. Архимандрит Амвросий признает: «В канонизации есть опасность: человек может еще нуждаться в церковной молитве об упокоении, а мы со своей поспешностью можем человека канонизовать и принести ему вред. Ведь святому не нужна канонизация: он и так свят. Это мы нуждаемся в его молитвах».
Мученики - христиане, погибшие за Христа, - всегда относились к особой категории святых. В католицизме, где процедура канонизации имеет несколько ступеней и предельно формализована, мученики - единственная категория святых, для канонизации которых не обязательны засвидетельствованные чудотворения. Сама их смерть признана чудом. В православной традиции мучениками называются святые, умершие за веру до падения Константинополя. Преимущественно это христиане первых веков, погибшие при гонениях в Римской империи, с которых и начался культ мученичества. Большинство самых известных и почитаемых святых - мученики: Татьяна, Варвара, Екатерина, Вера, Надежда, Любовь и мать их София и так далее. Пострадавших за веру после 1453 года принято называть новомучениками. В Греции канонизировано несколько тысяч новомучеников (по именам известны около двухсот), убитых турками за несколько веков.
В России собор новомучеников канонизирован в 2000 году на Архиерейском соборе вместе с царской семьей. Тогда поименно было канонизовано 860 святых, дела которых в комиссии по канонизации были готовы к этому моменту. К концу 2011 года в православном календаре значилось уже 1774 имени новомучеников.
Одним из древнейших типов житийной литературы были «мученические акты» - записи римских властей, где они фиксировали поведение христиан и слова, сказанные ими перед казнью. Для канонизации не обязательно нужны свидетельства единоверцев. Палачи тоже могут быть свидетелями святости. И все-таки римские мученики были известны народу, их казнь была публичной, а их тела, как правило, погребали в катакомбах - то есть местоположение мощей было точно определено.
Русских новомучеников убивали тайно, их останки закопаны в расстрельных рвах по всей стране, и только непосредственные убийцы были свидетелями их смерти. В архивах ФСБ хранятся приговоры, протоколы, дела оперативной разработки - именно эти бумаги стали основным источником сведений для комиссии по канонизации. Когда епархии подавали в комиссию документы на канонизацию святого, помимо его жития они прикладывали максимальное количество архивных копий: анкету арестованного, протоколы допросов и очных ставок, обвинительное заключение, приговор тройки, акт о приведении приговора в исполнение. Члены комиссии делали выводы о биографии предполагаемого мученика, характере и круге общения, взглядах и поведении на следствии, по бумагам, вышедшим из под пера сотрудников ГПУ-ЧК-НКВД. Потому что других источников в большинстве случаев просто не было.
Один из главных критериев - поведение на следствии. При чтении житий новомучеников остается странное ощущение: нечеловеческая жестокость и встречная стойкость, но часто ни слова о вере. В чистом виде мученической смерти, которой можно было избежать, отрекшись от Христа, смерти как следствия собственного выбора, удостоились единицы.
Сразу после революции и во время Гражданской войны духовенство истребляли не за веру в Бога, а как одно из эксплуататорских сословий, которое должно было исчезнуть. Помещиков убивали только за то, что они помещики, купцов - за то, что они купцы, казаков - за то, что они казаки. Интеллигентов и офицеров, не пошедших на службу Советской власти, - за то, что не пошли. А был ли кто-то из них благочестив или нет, большевиков совершенно не интересовало.
Первый из зверски растерзанных священнослужителей, один из самых влиятельных архиереев дореволюционной России, митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский) был убит в 1918 году как представитель власти: так же могли порешить губернатора или генерала. А другой канонизированный архиерей, убитый в 1922 году, митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), напротив, очевидный пример мученической гибели за веру: противостоял обновленческому расколу (инициированной большевиками попытке создать альтернативную «советскую церковь»), вины на следствии не признал, в своем последнем слове доказывал невиновность других арестованных по его делу.
Идея массовой канонизации привела к тому, что не только мученики за веру, но и жертвы социальной расправы были прославлены как святые.
Во время Большого террора духовенство и мирян-«церковников» судили в основном по 58-й статье, пункты 10 и 11 - «антисоветская агитация и пропаганда», совершенная в одиночку или группой лиц. Многие были судимы за контрреволюционную и террористическую деятельность. Задачей следователей было инкриминировать обвиняемому политическое преступление, заставить его в нем сознаться и выдать как можно больше соучастников. Поэтому основным критерием канонизации служил засвидетельствованный советскими следственными органами отказ признать себя виновным и выдать других людей. Самооговор, подпись под протоколом, признательные показания - все это становилось препятствием для канонизации.
«Непоминающие», то есть не признавшие власти митрополита Сергия (Страгородского), могли быть канонизованы, но их дела проверялись гораздо тщательнее. Архиепископ Серафим (Самойлович), расстрелянный в 1937 году как член контрреволюционной группы в лагере в Кемерове, признан святым. В начале 30-х годов, находясь в ссылке в Архангельске, он созвал «малый катакомбный собор» - собрание нескольких ссыльных епископов, которые объявили митрополита Сергия запрещенным в священнослужении, а всю его деятельность, начиная с 1927 года, - неканоничной. В своем «Послании», опубликованном в 1929 году в зарубежных «Церковных ведомостях», архиепископ Серафим писал: «…все прещения, наложенные и налагаемые так называемым Заместителем Патриаршего Местоблюстителя м. Сергием и его так называемым временным Патриаршим Синодом, незаконны и неканоничны, ибо м. Сергий и его единомышленники нарушили соборность, прикрывши ее “олигархической коллегией”, попрали внутреннюю свободу Церкви Божией, уничтожили самый принцип выборного начала епископата». Примерно той же точки зрения придерживались святые митрополит Кирилл (Казанский), епископ Виктор (Островидов), призывавший верующих не подчиняться советской власти как власти дьявола, и некоторые другие.
Феодор (Поздеевский)
Когда Зарубежная церковь в 1981 году проводила свою соборную канонизацию новомучеников и исповедников российских, был прославлен как святой и архиепископ Феодор (Поздеевский). Но в Русской православной церкви его канонизировать отказались.
Биография архиепископа Феодора перекликается с биографией святителя Василия Кинешемского. Они родились в одном и том же 1876 году, оба в семьях священников в Костромской губернии, окончили одну и ту же Костромскую семинарию. Вероятно, были знакомы. Потом будущий святитель Василий поехал учиться в Киевскую академию, а архиепископ Феодор - в Казанскую. Дальнейшие их пути сильно расходятся, хотя оба остались связаны с духовным образованием. Приняв монашество в 1900 году, архиепископ Феодор преподает в Калужской и Казанской семинариях, а потом становится ректором Тамбовской семинарии. В 1905 году создал в Тамбове «Союз русских людей» - антиреволюционную монархическую организацию, в которую вошли десять тысяч человек, в основном - крестьяне. В 1909 году стал ректором Московской духовной семинарии и академии, где и прослужил до революции. Он продолжал свою консервативно-монархическую линию, обличал марксизм, которым увлекались многие студенты и преподаватели, занимался богословием. Вступил в конфронтацию с либерально настроенной частью профессуры, увольнял, приглашал преподавателей из монахов или священников. При этом дружил с Павлом Флоренским (и повлиял на его выбор священства), переписывался с Василием Розановым.
В мае 1917-го архиепископ Феодор был назначен настоятелем Данилова монастыря в Москве. Он сразу занял жесткую позицию по отношению к большевикам, критиковал Патриарха Тихона за слишком гибкое отношение к советской власти, исключал возможность даже минимальных компромиссов. Такими же были епископы, которые в 1920-е годы жили у него в Даниловом монастыре в перерывах между ссылками и арестами, иногда их бывало по 10 человек. Неформально эту группу епископата стали называть «Даниловский синод». Самого архиепископа Феодора первый раз арестовали в 1920-м, он сидел в Таганской тюрьме, потом еще трижды арестовывали на разные сроки, пока не сослали в 1925-м в Казахстан за шпионаж.
Пять раз комиссия отказывала в канонизации Феодосия Кавказского.
В 1927 году все члены «Даниловского синода» не приняли Декларацию митрополита Сергия и отказались поминать советскую власть на богослужениях. В 1930-м ссылка архиепископа Феодора закончилась, он пожил год во Владимире, после чего был вновь арестован и отправлен на три года в Свирьлаг. Здесь он жил в одном бараке с Алексеем Федоровичем Лосевым, который потом в своих воспоминаниях называл его «большим человеком» и «чуть не первым на моем пути настоящим монахом из иерархов». Дальше его еще дважды выпускали и сажали, пока в последний раз не арестовали в 1937 году в Сыктывкаре. И тут начинается «Последнее следственное дело архиепископа Феодора (Поздеевского)», как назвала исследовательница Татьяна Петрова свою книгу об этом процессе, выпущенную Даниловым монастырем в 2010 году.
В этой книге опубликованы документы дела, которое хранится в архиве УФСБ РФ по Ивановской области и по которому Поздеевскому А.Ф. было предъявлено обвинение в том, что он «являлся руководителем подпольной контрреволюционной организации церковников». Архиепископа Феодора расстреляли в Иванове в 1937-м (и снова связь с Василием Кинешемским, который был некоторое время Ивановским епископом и именно в Иванове почитался как святой - там 20 лет хранились его мощи). Именно эти документы, в основном протоколы допросов, стали основанием, по которому комиссия по канонизации отказалась от прославления архиепископа Феодора как святого.
Петрова (и не только она, несколько других историков придерживаются того же мнения) доказывает, что протоколы сфальсифицированы, а все дело сфабриковано следователями. Во-первых, слова, приписываемые архиепископу Феодору, стилистически и лексически сильно различаются от протокола к протоколу: в начале следствия он говорит нормальным языком монаха начала ХХ века, постепенно в его репликах становится все больше советского новояза и странных для церковного человека формулировок, пока на последнем допросе он не сознается, что им была «создана всесоюзная контрреволюционная организация духовенства и церковников». Во-вторых, протоколов этого последнего допроса в деле лежит три варианта, из них первый - рукописный на пяти листах, из которых подписаны лишь три, второй - машинописный, но без даты и подписей, и лишь третий оформлен по всем правилам, но существенно дополнен и отредактирован по сравнению с первыми двумя. Складывается впечатление, что рукописные листы заполнены следователем во время допроса (подписал ли их действительно владыка Феодор или нет - неизвестно), первая машинопись - черновик, с которого копировали последнюю версию протокола. Многие формулировки почти дословно перетекают из допросов других священников, арестованных с ним по одному делу. По содержанию этот последний допрос разительно отличается от предыдущих, где архиепископ Феодор отвечал на все вопросы уклончиво и соглашался лишь с тем, что ему предъявляли из изъятой у него и его близких переписки. Здесь же он вдруг начинает «сотрудничать со следствием», подробно сознаваясь и оговаривая других.
Одно из самых известных обвинений архиепископа Феодора - в сочувствии фашизму. Цитата из допроса: «Но мы утверждаем, что фашизм не разрешает всех социальных проблем с точки зрения религии. Одним полезен фашизм Православной церкви - это тем, что он поможет нам изменить советский строй и восстановить монархию, где снова церковь займет господствующее положение». Даже если это подлинные слова архиепископа Феодора, что не факт, это было сказано в 1937 году, задолго до начала войны. Впрочем, этот фрагмент в протоколах тоже присутствует в трех вариантах, сильно отличающихся друг от друга.
Доктор церковной истории, кандидат исторических наук священник Александр Мазырин в книге «Высшие иерархи о преемстве власти в Русской православной церкви» пишет: «Возможно, что архиепископ Феодор вообще ничего подобного не говорил. Весьма очевидно из самого текста, что большая часть признательных показаний архиепископа Феодора в 1937 году следователем не просто записана в нужном ему ключе, а придумана им».
Проблемы со страстями
Отказ канонизировать архиепископа Феодора (Поздеевского) - самый известный, но не единственный подобный пример. По словам члена комиссии по канонизации протоиерея Георгия Митрофанова, «до 90% попадавших под следствие священнослужителей давали признательные показания». Если это были только показания на самого себя, канонизация допускалась, если же были оговорены другие люди, либо человек оказывался тайным осведомителем НКВД, «сексотом», это становилось непреодолимым препятствием для канонизации. При этом следственные материалы не ставили вопрос, отрекся ли человек от Христа. Ключевой вопрос - признал ли он неправду правдой, согласился ли с надуманным политическим обвинением. Получается, что чем хуже с человеком обращались на следствии, чем невыносимее были пытки и дольше допросы, чем больше в НКВД было собрано доносов, показаний, писем и других улик, тем меньше вероятность, что погибший священник или мирянин будет соответствовать требованиям комиссии по канонизации.
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), не выдержав пыток, не только дал признательные показания на самого себя, но и оговорил нескольких человек, благодаря чему выжил и получил возможность покаяться, даже обращался с протестом в следственные органы. В итоге его канонизировали, а многих, кто не выжил в аналогичных обстоятельствах, - нет. В его житие включены фрагменты воспоминаний о пытках: «Этот страшный конвейер продолжался непрерывно день и ночь. Допрашивавшие чекисты сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни днем, ни ночью. Я опять начал голодовку протеста и голодал много дней. Несмотря на это, меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации. То мне казалось, что по комнате бегают желтые цыплята, и я ловил их. То я видел себя стоящим на краю огромной впадины, в которой был расположен город, ярко освященный электрическими фонарями. Я ясно чувствовал, что под рубахой на моей спине шевелится змея. От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить они, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из-под которого обливали мне голову холодной водой».
25 января 2013 года на конференции по новомученикам в храме Христа Спасителя секретарь комиссии по канонизации игумен Дамаскин ответил на вопрос о признаниях под пытками: «Почему тот или иной человек устоял, а другой пал - мы доподлинно не знаем, это тайна Божия. Но как правило, нравственное падение человека во время допросов было связано с его собственным страхом, с давлением на человека его собственных помыслов. На основании изученных дел, я убедился в том, что в большинстве случаев, если человек падает, то это значит, что у него проблемы с собственными страстями, а вовсе не с сотрудниками НКВД. Страшны на самом деле не страдания, а помыслы. Страшно, когда человек имеет в сердце своем какой-то другой идеал кроме Христа. Тогда, оказавшись в заключении, он всеми силами будет стараться из него выйти. А выход в таких обстоятельствах, как правило, возможен только через нравственное падение».
Наиболее вероятно, что про таинственно исчезнувших из церковного календаря на 2013 год 36 новомучеников стало известно, что они давали признательные показания, то есть - «нравственно пали», или открылись какие-то другие биографические обстоятельства. Не очень ясно, почему это случилось именно сейчас, ведь про того же Василия Кинешемского открыто писали как минимум с 2003 года. Тогда выданная им Ираида Тихова не была препятствием для почитания святителя, сейчас, видимо, стала. Как могли вскрыться какие-то новые обстоятельства, если церковные исследователи лишены доступа к архивам? Впрочем, члены комиссии по канонизации на условиях анонимности говорят, что тема исключения имен уже канонизированных святых из святцев ни разу не поднималась на заседаниях, об открывшихся новых фактах ничего не известно, ни о какой «деканонизации» речь не заходила ни разу даже в кулуарах, пока не вышел календарь на 2013 год.
Деканонизация?
В Русской православной церкви есть лишь один пример деканонизации. Святая Анна Кашинская, жившая в XIV веке, стала в XVII веке жертвой борьбы с раскольниками. Ее почитание было приостановлено при Патриархе Иоакиме, потому что при обретении мощей было обнаружено, что рука святой сложена двуперстно, то есть - по-старообрядчески. Решение было принято Собором в 1678 году. При этом ее мужа - благоверного князя Михаила Ярославича деканонизации не подвергли. Местное почитание святой Анны в Тверской епархии никогда не прекращалось, в Москве на это смотрели сквозь пальцы, а в 1908 году ее имя было восстановлено в святцах. Ни четких правил, ни процедуры деканонизации не существует.
Логично предположить, что если решение о прославлении святого принимал Архиерейский собор или Синод, то только таким же образом это решение может быть отменено. При этом нужно было бы подготовить обоснования для деканонизации, но комиссия по канонизации не получала никаких распоряжений. Известно только, что вроде бы двое ее членов, один из которых - игумен Дамаскин, запрашивали и пересматривали какие-то документы. Диакон Андрей Кураев написал в своем блоге, что таинственность, окружившая вычеркивание имен из календаря, вызвана тем, что «перспектива распространения сомнения на все святцы очевидна, и она не могла не беспокоить и авторов данного решения о локальной деканонизации. Поэтому это решение было принято без дискуссий, непублично, и не было объявлено».
Синодальная комиссия по канонизации святых находится в подвешенном состоянии уже несколько лет. С начала 90-х годов возглавлявший ее митрополит Ювеналий выстраивал жесткую схему канонизации, не позволяющую епархиям «протащить» в святцы сомнительных персонажей. Сегодня эта процедура сильно бюрократизирована, чего невозможно избежать, учитывая массовость канонизаций. В сопроводительных документах, прилагающихся к делу, должны быть жизнеописание подвижника, свидетельства о почитании, о чудотворениях, а в случае с мучеником - копии следственных дел. Постепенно во многих епархиях появились свои комиссии по канонизации, но материалы все равно стекаются в общецерковную синодальную комиссию, которая и делает представление Патриарху или в Синод. Если возражений нет и канонизация местночтимая, то она проходит распоряжением Патриарха. Если предполагается общецерковное прославление, то последнее слово за Синодом и Собором.
Из-за этой жесткости бюрократических требований к такой тонкой материи, как народное почитание праведников или чудотворцев, комиссия вызывала глухое недовольство у тех, кто готовил и подавал бумаги на канонизацию. Требование четких документированных свидетельств и предельная рационализация работы комиссии была вызвана необходимостью противостоять разнообразным культам и меркантильным интересам.
Пять раз комиссия отказывала в канонизации Феодосия Кавказского из-за жития, полного двусмысленностей и несообразностей, в котором намешаны рассказы о нескольких людях. Но митрополит Ставропольский Гедеон, получив отказ от комиссии, самостоятельно провозгласил Феодосия месточтимым святым. Теперь останки этого старца в качестве мощей выставлены в храме в Минеральных Водах, притягивая паломников, едущих за непременным чудом со всей страны и покупающих «земельку и маслице от могилки». Похожая история произошла и со знаменитой Матроной Московской: житие ее полно благочестивых штампов и мифов, и не было никаких других свидетельств, которые могли бы подтвердить или опровергнуть праведность человека, умершего уже после войны, то есть сравнительно недавно. Поэтому главное основание для ее канонизации - народное почитание. Патриарх Алексий II лично участвовал в принятии решения в пользу канонизации святой Матроны. Но несмотря на эти исключения, в большинстве случаев мнение комиссии по канонизации не подвергалось сомнению. Поэтому не были канонизированы погибший в Чечне солдат Евгений Родионов, сомнительной биографии иеросхимонах Сампсон (Сиверс) и многие другие.
То ли был иеромонах Павел, то ли не был.
Примечательна история с иеромонахом Павлом (Троицким), почитание которого сложилось в кругу церковной интеллигенции, духовных чад протоиерея Всеволода Шпиллера. В их числе самые авторитетные московские священники - ректор Свято-Тихоновского университета протоиерей Владимир Воробьев, председатель Синодального отдела по взаимоотношению с Вооруженными силами Дмитрий Смирнов, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах протоиерей Александр Салтыков и председатель Синодального отдела по благотворительности епископ Смоленский Пантелеимон (Шатов). В конце 1960-х - начале 1970-х отец Всеволод Шпиллер, а за ним - целая группа церковной молодежи, вступили в переписку с иеромонахом, жившим в затворе где-то за 101-м километром. Письма доставляла женщина, состоявшая при отце Павле много лет, прошедшая с ним ссылку. В те времена это никого не удивляло: за многими старцами ухаживали монахини, которые селились возле лагерей, где те отбывали срок, сопровождали в ссылке. Так же поступали и благочестивые мирянки, помогая своим духовным отцам. Письма от отца Павла приходили регулярно, до самой его смерти в 1991 году. Нынешние маститые протоиереи и архиереи говорят, что эти письма практически руководили их жизнью на протяжении десятилетий: далекий духовник советовал им, какой дом купить, на ком жениться, когда становиться священниками, угадывал их сомнения и поддерживал в трудностях, даже обращался к их детям и вникал в детские проблемы. Верность и благоговение перед ним они пронесли через всю свою жизнь, как большую ценность хранят письма, многие из которых опубликованы. Но никто и никогда его не видел. В документах ГУЛага последнее упоминание об отце Павле относится к 1944 году - это справка о смерти. Епископ Пантелеимон (Шатов) рассказал, что вскоре после известия о смерти отца Павла в 1991 году они с отцом Владимиром Воробьевым поехали в ту деревню, где старец, по рассказам, жил. И не нашли ничего - ни дома, ни записи в ЗАГСе, ни могилы, ни одного человека, который бы что-нибудь помнил: то ли был иеромонах Павел, то ли не был, то ли другой человек скрывался под его именем, то ли, наоборот, он бежал из лагеря, дав свое имя безвестному умершему. Комиссия по канонизации рассматривала дело отца Павла и, несмотря на то, что в нее входит один из его корреспондентов, протоиерей Владимир Воробьев, признала канонизацию невозможной.
Критика в адрес комиссии раздавалась из разных епархий довольно часто. Практика массовой канонизации привела к тому, что всем захотелось иметь своих святых. К желанию, чтобы епархия была «на уровне», примешивались и меркантильные интересы: к местам памяти святых организуются паломничества, продаются иконки, брошюрки и сувениры - все это позволяет получать доход. С новомучениками эта практика затруднена, потому что отсутствие мощей - серьезное препятствие для коммерциализации культа. Известны случаи самочинных раскопов расстрельных рвов без помощи археологов и церковных ученых, даже без участия прокуратуры, чтобы найти якобы мощи расстрелянных святых. Найденные в рвах относительно сохранные черепа предъявлялись как доказательство святости казненных верующих, которые должны были компенсировать невозможность сбора положенных документов.
После того, как доступ к архивам ФСБ стал почти невозможен и канонизации практически сошли на нет, синодальную комиссию по канонизации стали в голос упрекать в предъявлении чрезмерных требований к представленным документам. Тогда в 2011 году митрополит Ювеналий подал прошение об отставке, которое Патриарх Кирилл удовлетворил. Новым председателем был назначен епископ Панкратий, наместник Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, при котором деятельность и вовсе приостановилась.
За 20 лет работы по подготовке и проведению массовой поименной канонизации комиссия зашла в тупик: в последние годы государство фактически закрыло доступ к архивам, но даже если бы они были доступны, это лишь усиливало бы противоречия. Изначальная идея, что по большинству новомучеников нет другой информации, кроме следственных дел, оказалась уязвимой. Критериев, кого считать мучеником, а кого - жертвой политического режима, выработать не удалось. Кроме того, не достигнута главная цель - не случилось рецепции подвига новомучеников в церковном сознании, количество канонизированных не перешло в качество их почитания. Лишь единицы из имен новых святых на слуху, лишь некоторых действительно почитают в народе. Для большинства нецерковных людей вообще новость, что в России есть святые - жертвы террора и репрессий, и этих святых больше полутора тысяч.
В Москве главное место памяти о Большом терроре - Бутовский полигон. В храме Святых новомучеников и исповедников российских , построенном рядом с полигоном, по периметру стен висит 51 икона - по числу дней, когда здесь расстреляли 300 человек, которых Церковь признала святыми. На каждой иконе надписано число и изображены мученики, погибшие в этот день. Четырех бутовских святых не оказалось в календаре на 2013 год. До появления официальных разъяснений здесь не спешат признавать их деканонизированными, речь о переписывании икон пока не идет. По-прежнему автобусами приезжают на полигон паломники из Подольского района Подмосковья, где пять храмов, включая Троицкий собор Подольска, связаны с именем и биографией святого Петра Вороны, хотя теперь он в календарных списках не значится. Недавно к бутовским экскурсоводам обратилась женщина, которая заказала семейную икону, где изображены два ее святых прадеда. Одного из них в календаре больше нет, а икона уже готова, и на ней оба прадеда с нимбами. А в Курске в январе умер митрополит Ювеналий (Тарасов), один из авторитетных архиереев советского времени, входивший в круг митрополита Никодима (Ротова). Незадолго до смерти он был пострижен в схиму в честь святого Иувеналия (Масловского), но, вероятно, оказался первым и последним монахом, названным в честь этого святого, также исчезнувшего из календаря. А в Ивановском Введенском монастыре сестры продолжают волноваться: если Василий Кинешемский больше не святой, то что сделают с его мощами? А если святой, то зачем их увезли?
Василий Кинешемский (1876-29.7.1945). Вениамин Преображенский, сын священника из города Кинешма, окончил Киевскую Духовную Академию, но после этого не стал священником, а стал учителем. И это в эпоху, когда многие интеллигенты из неверующих семей, окончив светские высшие учебные заведения, становились священниками; явно, что духовная жизнь Преображенского не была простой. В 1910 году он съездил в Англию для углубленного изучения европейской культуры и там познакомился с протестантским двжением “Христианская ассоция молодых людей” (YMCA), которое организовывало кружки по изучению Евангелия, возглавлявшиеся мирянами и бывшие своеобразными околоцерковными общинами. Позднее многие православные обвиняли это общество в стремлении разрушить Церковь, чуть ли не в пропаганде масонства, но были и такие православные, как Николай Бердяев, которые с ним активно сотрудничали. Преображенскому идеи движения очень понравились; вернувшись в Россию, он стал организовывать кружки по изучению Евангелия и Библии в целом. Но становиться священником он не собирался, напротив: окончил педагогический институт. Однако, в октябре 1917 года он стал псаломщиком в церкви, где служил его престарелый отец. В 1920 году он был рукоположен в сан священника, вскоре принял постриг с именем Василий, а 19 сентября 1921 года его рукополагают во епископа Кинешемского, викария Костромской епархии. Преображенского ставили в архиереи тем торжественнее, чем очевиднее было, что ему, как и прочим епископам, грозит гибель.
Необычно повел себя новый епископ: поселился на окраине Кинешмы в крохотной баньке, жил там без всякой мебели, спал на голом полу с поленом под головой, обходил дома прихожан со словом утешения, организовал более десяти кружков по изучению Священного Писания. В мае 1923 года он был сослан в Зырянский край, где отбывал ссылку в глухой деревушке вместе со многими архиереями, из которых самым выдающимся был казанский митрополит Кирилл. В мае 1925 года он вернулся в Кинешму, но его вынудили покинуть город, и он несколько лет переезжал из одного места в другое, пока его вновь не арестовали в августе 1928 года. Хотя на допросе владыка Василий заявил, что разделяет “принцип лояльности к советской власти, составляющий сущность содержания декларации митрополита Сергия”, видно было, что, соглашаясь с декларацией, он отнюдь не согласен с тем, как трактовалась “лояльность к власти”. Три года он провел в очередной ссылке в Екатеринбургской области, в глухом таежном лесу, словно в скиту, в уединенной молитве и работе. Было так хорошо, что епископ просил оставить его навсегда в этом месте, но власти и в этом отказали. Он не стал связываться с митрополитом Сергием, вернулся в Кинешму, но пробыл на свободе лишь несколько месяцев и в марте 1933 года вновь был арестован. Его обвинили в том, что он, “являясь противником советской власти... в 1918 году создал сеть контрреволюционных кружков... ставивших своей задачей через религиозное антисоветское воспитание религиозных масс свержение существующего строя... организовывал и воспитывал кадры тайного моления монашества... Добился в ряде сельсоветов Кинешемского района упадка роста коллективизации”.
На этот безграмотный бред владыка отвечал:
“Советская власть, по моему убеждению, - это временная власть и поэтому в идею, проводимую советской властью и партией коммунистов о построении социализма-коммунизма, я не верю. ... Коммунизм может быть осуществлен лишь частично. Полное осуществление невозможно в силу внутренних противоречий. ... Колхозы, профсоюзы и прочее я рассматриваю только как формы организации труда, с религиозной точки зрения вполне допустимые, по крайней мере, в настоящей обстановке. Та борьба с религией, которая существует в этих организациях, попущена волей Божией для испытания нравственно-религиозной жизни народа”.
Его приговорили к 5 годам лагерей, отправили на строительство канала под Рыбинск, где он и поселился после освобождения. Несколько лет удалось прожить в условиях подполья: епископа приютила у себя Ираида Осиповна Тихова (1896-1967), бывшая учительница, с 1941 г. работавшая регентом в церкви Котова. Для епископа устроили крохотный в баньке на огороде, служил только в присутствии самых близких людей, а впрочем, бывал и местный священник, хотя Преображенский избегал связи с митрополитом Сергием, считая его поведение неканоническим. Арестовали владыку 5 ноября 1943 года. На следствии Преображенского сломали: он дал показания против Тиховой, арестованной одовременно с ним. Тиховой дали пять лет ссылки, Преображенского отправили в ссылку в глухое село Бирилюссы под Красноярском, где он и скончался.
5/18 октября 1985 г престарелый келейник Преображенского Александр Чумаков вместе с московским математиком Игорем Чапковским и Владимиром Орловским (впоследствии игуменом Дамаскиным) отправились в Бирилюссы и извлекли останки Преображенского, перевезли их в Москву. В июле 1993 г. мощи перенесены в Свято-Введенский женский монастырь Иванова. Местное почитание благословил Патриарх Алексий в августе 1993 г. Тихова была прославлена как исповедница решением Синода от 6.10.2001. Канон. 14.8.2000. Память 31 июля/13 августа (день перенесения мощей в 1993 г.).
Автор жития Преображенского попытался скрыть то, что епископ предал укрывшую его женщину, оправдать предательство пытками. Среди людей, прошедших лагеря, было принято не осуждать сломанных на допросе, поскольку сломаться – норма, а выдержать – чудо. Тем не менее, Павел Проценко, выявивший фальсификацию биографии еп. Василия, ставил вопрос резко: «Возможно ли, чтобы доносчик стал святым? Какие факты говорят о том, что он хотя бы раскаялся в содеянном?» (Независимая газета, приложение «НГ-религии», 16.4.2003).
Ист.: Дамаскин, 2, 204-238; Баделин В. Золото Церкви. Иваново: Рыбинское подворье, 1995. С. 283-287.
Воспоминания о Владыке Василие Кинешемском
В первые годы после революции, когда была отделена Церковь от государства, в народе наблюдался большой подъем религиозного чувства. Было ли это следствием того, что священство получило большую свободу: не так грозна стала власть высшего духовенства, не надо было без конца поминать в службах «Благочестивейшего Самодержавного Государя», что надоело многим, стремившимся идти в ногу со временем, или это было следствием переживаемых тягот, - разруха, голод, а в такое время народ ищет защиты у Бога, (что было и в последнюю войну) - не знаю. Но тогда народ усердно посещал храмы, часто устраивались прения между священниками и атеистами, которые собирали массу народа. «Побеждали» то одни, то другие, и пока еще никого не преследовали. В это время в Кинешме начал служить молодой священник Вениамин Преображенский. Он был сын старого протоиерея, всю жизнь служившего в Кинешемской Вознесенской церкви (сейчас в ней краеведческий музей). Отец Вениамин был высокого образования - он окончил два факультета - философский и богословский, бывал в западных странах - в Париже, Лондоне. Очень начитан, талантливый оратор. В юности, говорят, была у него неудачная любовь, которая глубоко ранила его душу. Не помню, или его невеста умерла, или ее выдали за другого. И вот он стал священником. Очень скоро слух о нем, его необыкновенной жизни и о его прекрасных проповедях прошел по всему городу. И я ходила слушать отца Вениамина и была в великом упоении от его таланта. Было мне тогда 14-15 лет, но я уже много читала.
Был в Кинешме у одного из самых богатых купцов - Елисова гастрономический магазин, в котором было все только самое лучшее. Мой папа всегда покупал там на Рождество и на Пасху окороки, колбасу ветчинную, языковую, фисташковую, икру кетовую и черную паюсную. Ах, какое все было вкусное! Сейчас и не приснится! Елисов был соборным старостой и был великий любитель «церковного благолепия». Он, вместе с другими «ревнителями веры», съездил в Москву и испросил разрешения у церковных властей открыть в нашем соборе епископскую кафедру и поставить епископом отца Вениамина. Привез из Москвы известного старого регента Белова, собрал прекрасный хор, вызвал прекрасного протодьякона. Одним словом, так организовал службу в соборе, что из Москвы приезжали слушать ее. И вот пошел слух: «отца Вениамина будут постригать». Ведь прежде чем посвятят в архиереи, надо принять монашеский постриг.
Я, конечно, побежала смотреть. Было это в феврале или марте, в Великом посту, год точно не помню - или 1919 или 1920. Маленькая, низкая зимняя церковь Вознесения. Народа - сплошная стена. Едва пробилась. Невдалеке от входа, слева, небольшой уголок завешен черными занавесами. Народ шепчет: «он там, он там...» Идет служба. Тогда я совсем не знала еще службы, потому ничего не поняла. Наконец в толпе, с трудом проторили дорожку, не больше метра шириной, и от центральных Царских врат подошли к черным занавескам два монаха в черных рясах и черных клобуках на головах. Они откинули занавеси, и постригаемый упал пред ними ниц. Они стали задавать ему положенные вопросы: «Готов ли ты оставить все земное? Готов ли перенести мучения за веру? Отрекаешься ли ты от отца и матери своих и предаешься ли Христу?» Точно вопросов я не помню, их было довольно много. Получив на все вопросы утвердительные ответы, монахи (это были московские архиереи) сказали ему что-то вроде «следуй за нами», и пошли обратно к алтарю. А он на коленях пополз за ними. И так полз через всю церковь, до самого амвона. До сих пор помню вздох толпы при виде этого, вся масса народа тихо охнула, точно одной грудью. Теперь все действие происходило далеко от меня, плохо было видно, только видела, как выстригали прядь волос с его головы. Далее следовало пение. Кончилось это для меня неожиданно. Впереди меня стояла женщина, голова ее была покрыта поверх пальто вязанным платком. И вдруг я вижу: по платку ползет вошь, по плечам другая, третья... Да ведь какие вши - громадные, толстые, белые, чуть не в сантиметр длиной. А был 1920-й год, был тиф. Я пячусь, пячусь назад, назад. Кое как выбралась на улицу и бегом домой. Обошлось благополучно. Мне ни одной не досталось. В те годы на полу вокзалов вшей было столько, что они хрустели и трескали под сапогами.
Осенью, в Успеньев день, в нашем соборе, отца Вениамина, нареченного в монашестве Василием, посвящали в архиереи. Из Москвы приехало человек 10-12 митрополитов и архиереев, со своими свитами, со знаменитыми протодиаконами... Было великое торжество. Хор, руководимый Беловым, гремел, протодьяконы старались превзойти один другого в силе и красоте голоса. Митры архиереев сверкали золотом и разноцветными камнями. Эта пышность, блеск, великолепие, а главное красивейшая музыка церковных напевов, буквально ошарашили меня. Народа было тысячи. Были открыты все двери храма: западные, южные и северные, и на улице стояла толпа народа. С этого дня я стала усердно посещать собор, не пропускала почти ни одной службы, хотя родители меня очень бранили за это. Мне страшно хотелось понять, как «делается» это благолепие. Во-первых хор. Он стоял на двух клиросах - на одном не уберешься. Ведущее сопрано - Поля Соколова, обладала таким мощным голосом, что рядом стоять - оглушит. И красивый голос. Мощное котральто - Маруся Крылова, тоже под стать ей. В ту пору приезжали руководители из хора имени Пятницкого, звали, звали их обоих в хор, обещали блестящее будущее, но они не пошли. Была еще Голубцова Вера - первый альт, легкий, чистый голос. Был тенор Шура Ветров - лучший голос во всей округе. Может вы слышали по радио Георгия Павловича Виноградова, вот такой же голос был у Ветрова. Особенно похож голос, когда Виноградов поет: «Далеко, далеко, где кочуют туманы...». Виноградов наш земляк, сын священника из-за Волги. Были баритоны и басы. Далеко не в каждой церкви в Москве был такой хор. Это был поразительный взлет духа, это было незабываемо. Я рада, что могла слышать эту красоту, теперь этого уже не услышишь. Кстати, некоторое время в Иванове управлял хором праправнук Михаила Ивановича Глинки, и я ездила на него смотреть. Хор поет сносно, ... некому петь...
Другой знаменитостью нашего собора был протодиакон Леонид Чудецкий. Его взяли из Галича, где он служил в соборе, а старшим там был дядя моего отца, который и приезжал однажды по делам к вл. Василию и останавливался у нас. Так вот Чудецкий, как про него говорили, был действительно Чудецкий. Русский богатырь, высокий, русоволосый, лоб высокий, открытый, брови вразлет, глазища серые, яркие, как стрельнет ими, так на месте убьет. А голос, голос... Начнет читать с низких нот, а залетит на такие верха, что стекла в окнах звенят ему в ответ и кажется, что чистое серебро рассыпается под сводами. И все это без всяких усилий. А походка и все движения его - картина. Артист.
Проезжал Кинешмой Шаляпин, он ехал на свою дачу в Порошино (там теперь дом отдыха и стоит знаменитый шаляпинский самовар). Послушал его Шаляпин и стал звать в Большой театр. Не поехал Чудецкий. Много горя принял он впоследствии. В 30-ых годах его посадили, сидел с уголовниками, его жестоко избили по голове, после чего началась у него эпилепсия. Вернувшись из заключения, он еще немного служил, но это было уже не то. Эпилепсия сказывалась: стоит на амвоне, читает, и вдруг замолчит. В церкви напряженная тишина, ждут. Через несколько секунд продолжает читать как ни в чем не бывало. Это «малая форма» эпилепсии, когда сам больной не замечает, что на несколько секунд потерял сознание. Но дальше с ним стало хуже и окончил жизнь в буйном отделении психиатрии. До сих пор больно. У такого одаренного человека такая участь.
Но я далеко отклонилась от главной темы. Владыка Василий приобретал все большую популярность. Народ буквально ходил за ним толпами. Кстати, он всегда ходил пешком, хотя архиереям полагалось ездить в карете. Жил он просто, снимал небольшой домик у какой-то старушки, принимал всех приходящих к нему за советом, утешал в горе. Постился до того, что чуть не падал. Безусловно, он был глубоко верующим. Называли его даже фанатиком. К духовенству был очень строг. Проповеди он говорил за каждой службой. Когда попы начинали роптать, что из-за этого затягивается служба, он перенес проповеди после окончания службы. И если всенощная кончалась в 9 часов вечера или в 10-м часу вечера, то проповедь шла уже в 10, в 11-ом часу вечера, и все равно было полно народа. Ах, как он говорил! И просто, и умно, и вдохновенно, и красиво! Он приводил примеры не только из жития святых, а из нашей литературы, и из своих заграничных поездок. Он призывал к вере в Бога, к покаянию, совершению добрых дел - всему, что положено у христиан. Слушать его ходили и неграмотные старухи и образованные люди.
Конечно, мое сердце, сердце 14-летней девчонки, не могло быть равнодушным. Я, как и все, боготворила его. Он печалился о том, что в школе теперь не преподают Закон Божий и организовал кружок по изучению Евангелия. Человек 5-6 девочек из нашей школы ходили туда и меня позвали. Я была только один раз - дома мне такую руганку дали, что больше не пошла. Да и показалось мне менее интересным, чем его проповеди. Евангелие я и сама читала. Но его личность притягивала, я понимала, что это необыкновенный человек, но святым считать его (как это делали другие) не собиралась. Мне страшно хотелось подойти к нему поближе, поговорить с ним попросту, что-то понять в нем. Я очень завидовала тем бабенкам, которые шли к нему со своим горем, шли за советом. Но у меня не было горя и мне не с чем было идти.
А великолепная служба, прекрасные песни хора, и его вдохновенные речи, - все это вызывало восторженный трепет в моей юной душе. Под влиянием этого я написала «молитву», где выражала свой восторг перед Богом, перед прекрасным пением и т.д. И эту молитву я переслала ему с девочками из его кружка. Я очень волновалась. Не знала, хорошо или плохо сделала. Разве можно молиться своими словами? Может, нельзя? А втайне лелеяла надежду, что он позовет меня к себе и что-нибудь скажет. Думала: хотя бы отругал меня, только бы позвал к себе, чтобы можно было посмотреть на него поближе, понять его. Результат был совершенно неожиданным. Через некоторое время девочки, с которыми я переслала молитву, бегут ко мне и говорят: «Валя, Валя! Владыка читал твою молитву на проповеди в соборе!» Вот так раз! Первой мыслью было, что мне попадет за это от родителей. Но когда они узнали об этом, только как-то странно посмотрели на меня и ничего не сказали. Я так никогда и не узнала их мнения об этом. А потом мне стало досадно, что план мой провалился, и мне так никогда и не пришлось поговорить с владыкой Василием. Прошло года два. Я усердно ходила на службы, подходила, как все, к владыке под благословение. Иногда мне казалось, что он особенно внимательно и тщательно меня благословляет, и я думала, что девочки из кружка вероятно сказали ему, кто писал молитву. Я была в кружке один раз, но там было всего 7-8 человек, запомнить было нетрудно. Я пришла раз, а другие ходили постоянно.
И вот весна 1924 года. Последний год ученья в школе. В церковь я уже ходила редко. Вдруг бегут ко мне те же девочки из кружка, задыхаясь, говорят: «Валя, Валя, владыку арестовали, его увозят. Мы сейчас пойдем с ним прощаться на вокзал. Если хочешь, пойдем с нами.» Я, конечно, побежала вместе с ними.
Вокзал. На перроне ни одного человека. У двери вагона молоденький часовой с винтовкой, с неподвижным лицом. Девочки сбегали к начальству, спросили, можно ли проститься с владыкой, сказали: можно, только не задерживайтесь; войдите в одни двери и выходите в другие. И вот мы идем одна за другой. Он стоит в тамбуре, спокойный, такой, как всегда, в своем черном одеянии. Подходим молча, принимаем благословение, целуем руку, и тут же сходим на другую сторону. Не знаю, может это моя фантазия, но мне показалось, что его взгляд задержался на мне, и он припомнил девочку, приславшую молитву. А я постаралась подольше посмотреть в его глаза и сказать ему взглядом: «Ты идешь страдать за свою веру, я жалею тебя и уважаю тебя! И пусть смилуется над тобою Бог!» Не знаю, что выразили мои глаза, но мне хотелось, чтобы они сказали так. Поезд тихо тронулся, потом пошел быстрее. Мы стояли на маленьком клочке, покрытом травой. Девочки опустились на колени, и я тоже. Слезы лились ручьями по лицам девушек, они не могли ничего говорить, кроме одного слова: «владыка, владыка, владыка...» Они протягивали руки вслед уходящему поезду...
Прошло более 50 лет с того дня. А эта картина ясно стоит перед глазами: уходящий вдаль поезд, белые колечки дыма из его трубы, елочки вдоль железнодорожной линии. И мы, пять девушек - на коленях, в слезах, с протянутыми руками... Навсегда.
А я стояла и думала: это уходит прошлая жизнь....
За владыкой Василием не нашли вины. Вся его вина была в том, что он слишком много привлекал народа. Его поселили около Рыбинска в убогой избушке-полуземлянке, приставили специального сторожа. Он прожил там долго, и умер или перед самой войной или в первые годы войны. Говорят, что он был даже доволен своей жизнью. Бог был милостив к нему. Наши женщины ездили туда, возили ему продукты. Некоторых за это посадили, потом вернули.
Много лет прошло. Осталась у меня фотография епископа Василия, фотография хора (но не в полном составе). Где-то в старых тетрадках лежит моя «молитва». И еще осталась ничем не истребимая любовь к церковному пению...
Во время Великой Отечественной войны, в той зимней церкви, где постригали Василия, у нас был склад медикаментов. (Рядом был госпиталь, где я работала). Приходя в склад, я вспоминала, как тогда, по этому самому полу, полз на коленях постригаемый Вениамин. А под летней церковью, рядом, рыли бомбоубежище и нашли под алтарем захоронение архиепископа, в золотой митре, с золотыми крестами. Золото сдали в фонд обороны. Раньше на этом месте был женский Вознесенский монастырь.
Самая любимая ученица владыки Василия, из кружка изучения Евангелия, оказалась предательницей (что до сих пор кажется странным). По ее наветам многих посадили. Она работала потом фармацевтом, славилась активной общественницей...
Материал для публикации любезно предоставлен сотрудниками Кинешемского краеведческого музея
МОЛИТВА СВЯЩЕННОМУЧЕНИКУ ВАСИЛИЮ КИНЕШЕМСКОМУ
О пречудне отче Василие, святителю Христов, истины поборниче, пастырю добрый словесных овец, подвигом добрым подвизавыйся, дерзновенно гонителей веры правыя обличивый и никакоже делом христоборцев соблаговоливый!
Праведен сый, яко лев уповая ходил еси, и на Господа надежду возложив, во век непостыдился еси. Вемы, яко воистину правда твоя от смерти тя избави: се бо на земли старости маститы достигнув, христианския кончины мирныя и славныя сподобился еси, и от вечныя смерти избавлься, на небесех победою венчался еси. Вемы, святителю Христов, яко мудрование плотское посрамив, и пути живота вечнаго показав, ныне молишися о нас, любовию память твою почитающих и путем твоим последовати произволяющих, да не прельстимся и мы соблазном благ тленных, от лукавых миродержителей нам обещаемых, да не приобщимся делом врагов Христовых, да некогда тьму светом, а свет тьмою нарекше, тьмою кромешною навеки покрыемся.
Ей, молим тя, святителю, предстани нам в час искушения, и глас совести христианския да возгремит в сердцах наших, непщевания же лукавая да умолкнут. И подаждь нам твоими молитвами внимания и трезвения дар многоценный, во еже на всяк час исход из жизни сей помышляти и ко ответу благому пред Судиею Неумытным уготоватися, да неосужденно сподобимся купно с тобою и со всеми Новомученики Российскими воспевати Всесвятое Имя Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.
Году. В году окончил Костромскую духовную семинарию первым студентом и поступил в Киевскую духовную академию , которую окончил в году со степенью кандидата богословия и правом получения степени магистра богословия без нового устного испытания по переработке, согласно указаниям рецензентов .
Зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и - годы прожил в Лондоне . По возвращении в Россию, в 1911-1914 годах преподавал иностранные языки и всеобщую историю в Миргородской мужской гимназии.
Отказавшись от какой бы то ни было собственности, он поселился на окраине города в маленькой баньке, стоявшей на огороде у вдовы-солдатки Анны Александровны Родиной. Никакого имущества или обстановки у святителя не было, спал он на голом полу, положив под голову полено. Подвиг свой он от посторонних скрывал, принимая приходящих в канцелярии, устроенной в доме рядом с Вознесенской церковью. Далеко находилась банька от храма. Каждое утро, еще до рассвета, владыка шел пешком через весь город в храм и возвращался домой поздно ночью. Не один раз грабители останавливали его на улице, и он с кротостью и любовью отдавал им все, что имел; вскоре они стали его узнавать и не тревожили.
Помимо ежедневных церковных служб, во время которых он обязательно проповедовал, святитель исповедовал, обходил дома всех нуждавшихся в его помощи со словом утешения, посещал монастыри и основанные им кружки, разбросанные по епархии.
В дни больших праздников святитель служил в соборе, а каждый четверг - всенощные в Вознесенской церкви. Народ любил эти всенощные, посвященные воспоминаниям страстей Господних, и собирался на них во множестве. Особенно много было рабочих, некоторые из них жили в окрестностях города, они отстаивали долгую службу и только поздно ночью добирались домой, а утром снова шли на работу, но так велика была благодать церковной молитвы, что люди не чувствовали усталости. Святитель сам читал акафист страстям Господним, и в храме стояла такая тишина, точно в нем не было ни одного человека, и в самом дальнем конце его слышно было каждое слово.
Проповеди епископа Василия привлекали в храм все больше людей. Некоторые совершенно меняли образ жизни; иные, следуя примеру святителя, раздавали имущество нищим, посвящая жизнь служению Господу и ближним. Свет веры достигал и неверующих. Как бы ни относился иной человек к христианской вере и к Православной Церкви, почти всякий чувствовал, что слово, произнесенное епископом, отвечает внутренним запросам души, возвращает ей жизнь, а жизни - озаряющий смысл.
Миссионерская деятельность епископа вызывала у властей большое беспокойство. Но повода для ареста святителя не находилось. И тогда власти стали посылать в храм людей, поручая им во время проповеди епископа задавать искусительные вопросы, чтобы привести его в замешательство. Владыка провидел, что такие люди есть в храме, и заранее давал ответы на многие их вопросы. Обличаемые совестью, понимая всю невыгодность своего положения, они покидали храм, ничего не спросив.
Как истинный пастырь святитель оберегал свою паству от всякого рода зла и заблуждений. Если узнавал, что кто-то из его духовных детей мыслит неправо, то спешил этого человека посетить.
Переехав в село Котово, владыка договорился с местным священником Константином Соколовым в будние дни служить вместе всенощную и литургию в присутствии только самых близких людей; позже на огороде хозяйки дома, в баньке, устроили небольшой храм.
Тропарь, глас 5
Но́вый испове́дниче Це́ркве Ру́сския,/ Апо́стольских трудо́в подража́телю,/ ве́ры пра́выя те́плый пропове́дниче,/ Писа́ний вдохнове́нный изъясни́телю,/ изгна́ния, темни́цы и ско́рби от безбо́жных претерпе́в,/ ца́рское свяще́ние, о́тче на́ш Васи́лие,/ и ны́не предстоя́ Святе́й Тро́ице,/ моли́ся за оте́чество твое́ и лю́ди,// чту́щия досто́йно святу́ю па́мять твою́.
Ин тропарь, глас 4
Дне́сь коле́на разсла́блена укрепля́ются,/ изнемо́гшия ру́це на моли́тву простира́ются,/ очеса́ умиле́нием ороша́ются,/ слу́хи же псалмы́ и пе́сньми оглаша́ются,/ се́ бо к на́м во сла́ве прихо́дит Христо́в свиде́тель ве́рный,/ Васи́лий Ца́рственный и Всеблаже́нный,/ лжи́ и зло́бы победи́тель,/ Златоу́стов подража́тель и ве́ры ревни́тель,/ те́мже о́браз подае́т ве́рным спасе́ния,// и мо́лится о и́же ве́рою и любо́вию чту́щих па́мять его́.
Кондак, глас 3
Му́жество твое́, святи́телю Христо́в Васи́лие, восхваля́ем,/ и чистоту́ ве́ры превозно́сим,/ и да́ру слове́с твои́х удивля́емся,/ я́ко от небе́с прия́л еси́ Боже́ственную благода́ть// наставля́ти и защища́ти ста́до Христо́во.
Сочинения
Из духовного наследия епископа Василия сохранились проповеди, в наибольшей полноте - «Беседы на Евангелие от Марка ».
Публикации:
- «Славяно-русский Скитский Патерик. Опыт историко-библиографического исследования» (К., 1909, магистерская диссертация).
- Бой-скауты. Практическое воспитание в Англии по системе Р. Баден-Пауэлла. М., 1915. 232 с.
- Бой-скауты. Руководство самовоспитания молодежи по системе «скаутинг» сэра Роберта Баден-Пауэлла применительно к условиям русской жизни и природы / в переработке В. А. Попова, В. С. Преображенского. М., 1917. 383 с.
- Беседы на Евангелие от Марка. М., 1996, 2004. 623 с.
- Зерно любви. М., 2012
- Алфавит духовный. М., 2012.
Литература
- Святитель Василий, епископ Кинешемский (Преображенский), Беседы на Евангелие от Марка , Москва: «Отчий дом», 1996, 3-21.
Использованные материалы
- Биографический словарь выпускников Киевской духовной академии: 1819-1920-е гг. Материалы из собрания проф. протоиерея Ф. И. Титова и архива КДА в четырёх томах. Том II. К-П. // Издательский отдел Украинской Православной Церкви, Киев 2015, с. 590-591.
- Жития по книге Дамаскин (Орловский), игум., "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия", Тверь, Издательство "Булат", 1992-2001:
Родился 16 июля 1971 г. в Новосибирске. Затем проживал в Боровском р-не Калужской обл., где закончил среднюю школу.
Работал в Москве в обществе «Радонеж». Был алтарником в храмах .
9 апреля 1993 г. в храме Воскресения Словущего с. Толпыгино Приволжского р-на Ивановской обл. пострижен в монашество.
27 июня 1993 г. архиепископом Амвросием в Преображенском кафедральном соборе г. Иваново рукоположен в сан иерея.
14 июля 1993 г. назначен вторым священником в Свято-Успенский приход пос. Лух Лухского р-на Ивановской обл. 11 января 1994 г. назначен на должность настоятеля Скорбященского храма пос. Сокольское Ивановской обл. С 1994 г. — благочинный Сокольского района, который затем отошел к Нижегородской обл.
13 сентября 1994 г. назначен настоятелем прихода Рождества Христова с. Сосновец Родниковского р-на Ивановской обл. 26 января 1996 г. назначен третьим священником в Успенско-Казанский храм с. Кузнецово Шуйского р-на Ивановской обл. В 1998 г. Успенский приход был реорганизован в монашескую общину.
К Пасхе 1998 г. награжден наперсным крестом. К Пасхе 2003 г. возведен в сан игумена.
11 января 2006 г. назначен настоятелем Успенско-Казанского мужского монастыря с. Кузнецово Шуйского р-на Ивановской обл. 1 декабря 2007 г. назначен настоятелем прихода Успенской Золотниковской пустыни с. Золотниковская пустынь Тейковского р-на Ивановской обл.
К Пасхе 2009 г. награжден палицей.
В 2009 г. окончил Иваново-Вознесенскую духовную семинарию по сектору заочного обучения. С 2009 г. преподавал «Практическое руководство для пастырей» в Иваново-Вознесенской духовной семинарии.
В 2011 г. окончил по сектору заочного обучения.
В апреле 2012 г. назначен заместителем председателя дисциплинарной комиссии Иваново-Вознесенской епархии.
Во епископа 15 июня 2012 г. в Тронном зале Храма Христа Спасителя в Москве. 8 июля за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве. Богослужения возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
Решением Священного Синода от 4 октября 2012 г. () утвержден в должности настоятеля (священноархимандрита) Николо-Тихонова мужского монастыря с. Тимирязево Ивановской обл.
Образование:2009 г. — Иваново-Вознесенская духовная семинария (заочно).
2011 г. — Киевская духовная академия (заочно).
Епархия: Кинешемская епархия (Правящий архиерей) Научные труды, публикации: архимандрита Илариона (Кайгородцева) при наречении во епископа Кинешемского и Палехского.Святитель Василий (Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в 1876 году в г. Кинешме Костромской губернии в семье священника.
Зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, Вениамин для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и 1910–1911 годы прожил в Лондоне. После возвращения в Россию он поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 году Вениамин переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание настолько его увлекло, что он окончил педагогический институт, приготовившись окончательно к профессии педагога. Но Господь распорядился иначе.
Однажды, приехав в гости к родителям в Кинешму, Вениамин уговорился с друзьями покататься на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин взмолился, прося Господа сохранить ему жизнь, обещая посвятить себя служению Православной Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску и, ухватившись за нее, выплыл.
В 1920 году, в возрасте 45 лет, Вениамин был рукоположен в священника, а через год принял монашеский постриг с именем Василий и был поставлен во епископа Кинешемского.
Многие еще при жизни святителя Василия знали его как истинного подвижника, угодника Божия. Жизнь он вел простую и скромную, к богослужению относился с величайшим благоговением. Проповеди святителя собирали множество людей. Основной своей архипастырской задачей он ставил православное просвещение.
Когда разразился в Нижнем Поволжье голод и оттуда стали вывозить детей-сирот в детские дома, он в проповедях призывал прихожан взять этих детей к себе, и сам, подавая пример, снял дом, в котором поселил пять девочек и приставил к ним воспитательницу – благочестивую христианку. По его молитвам совершались чудеса исцелений как от душевных, так и от телесных недугов.
В 1923 году святитель Василий был арестован и сослан в Зырянский край, где пробыл до 1925 года. По возвращении владыки из ссылки церковь в Кинешме начала быстро расти и укрепляться. Гражданские власти, обеспокоенные, потребовали, чтобы епископ покинул город.
После двух лет скитаний, в 1928 году, он был вновь арестован, полгода провел в тюрьме и был приговорен к трем годам ссылки. Вернувшись из ссылки, владыка два года провел в Орле, откуда власти выслали его в Кинешму. Сразу же по приезде он и его келейник, верно сопутствующий ему во всех этих переносимых от безбожных властей гонениях, были заключены в тюрьму. Хотели приговорить их к смерти, но не нашли за что. На пять лет их заключили в лагеря: святителя Василия в лагерь, находящийся неподалеку от Рыбинска, его келейника – под Мурманск.
По окончании срока лишь два года пробыл уже стареющий епископ на свободе. Снова арест: сначала Ярославская тюрьма, затем Бутырская в Москве. После 8 месяцев заключения – 5 лет ссылки в Красноярский край, в село Бирилюссы.
При жизни он завещал, чтобы его останки были перенесены на родину, но в те годы это было невозможно. Однако 5(18) октября 1985 года святые мощи его были найдены и перевезены в Москву. В августе 2000 года свт. Василий был причислен к лику святых Русской Православной Церкви. «Беседы на Евангелие от Марка» святителя Василия, впервые изданные в наше время, вошли в золотой фонд русской христианской литературы.
Глава 1
Глава 1, ст. 1-13
Евангелие – слово греческое. В переводе на русский язык означает «благая весть».
Благая весть! Как это оценить?
Где-нибудь далеко-далеко в холодной, негостеприимной чужбине, быть может в суровом вражеском плену, томится дорогой вам человек. Вы ничего о нем не знаете. Пропал – как в воду канул. Где он? Что с ним? Жив ли? Здоров? Быть может, обнищал, нуждается во всем… А кругом холодные, равнодушные чужие люди… Ничего не известно. Томится сердце, тоскует. Хоть бы одно слово: жив или нет? Никто не знает, никто не скажет. Ах, какая тоска! Господи, пошли весточку!
И вот в один прекрасный день стучатся в двери. Кто там? Почтальон принес письмо! От кого? Боже правый… Неужели? Да, да… На обороте письма знакомый милый почерк: неправильные крупные буквы, его почерк. Весточка от него. Что он пишет? Вы торопливо разрываете конверт и читаете с замиранием сердца. Слава Богу! Все хорошо: он жив, здоров, всем обеспечен, собирается приехать на родину… Сердце наполняется благодарной радостью.
Господи! Как Ты милостив! Ты не забыл, Ты не оставил, Ты не отверг убогой молитвы! Как благодарить Тебя, Создатель?
Таково впечатление от благой вести. Но в личной жизни это выглядит сравнительно слабо.
Почему же Евангелие называется Евангелием? Почему оно является благою вестью?
Это весточка из потустороннего мира на грешную землю. Весть от Бога страдающему, томящемуся во грехе человеку; весть о возможности возрождения к новой, чистой жизни; весть о светлом счастье и радости будущего; весть о том, что все уже для этого сделано, что Господь отдал за нас Своего Сына. Человек так долго, так страстно, так тоскливо ждал этой вести.
Послушайте, я расскажу вам немного о том, как жили люди до прихода Спасителя, как они томились и напряженно ждали весточки, которая указала бы им новый, светлый путь и выход из грязного болота порока и страсти, в котором они барахтались, и вы поймете, почему с такой восторженной радостью они встретили эту весть, почему назвали ее благой и почему для человека не было и не могло быть другой, более радостной, более благой вести, чем Евангелие.
Весь мир перед тем временем, когда должен был прийти Спаситель, стонал в железных тисках Римского государства. Все земли, расположенные вокруг Средиземного моря и составлявшие тогдашний европейский цивилизованный мир, были завоеваны римскими легионами. (Говорить о жизни человечества того времени это значит говорить почти об одном Риме.) Это был расцвет римского могущества, эпоха Августа. Рим рос и богател. Все страны слали свои дары сюда или в качестве дани, или как товары торговли. Несметные сокровища собирались здесь. Недаром Август любил говорить, что он превратил Рим из каменного в мраморный. Неимоверно богатели высшие классы – патриции и всадники. Правда, народ от этого не выигрывал и под золотой мишурой внешней пышности империи таилось много горя, нищеты и страданий. Но, как ни странно, и высшие богатые классы не чувствовали себя счастливыми. Богатство не спасало их от уныния, хандры и порой от тоски отчаяния. Наоборот, этому содействовало, рождая пресыщенность жизнью. Посмотрим, как жили тогдашние богачи.
Роскошная беломраморная вилла… Изящные портики, между стройными колоннами расположены статуи императоров и богов из белоснежного каррарского мрамора резца лучших мастеров. Роскошные мозаичные полы, по которым из дорогих цветных камней выложены затейливые рисунки. Почти посредине большой центральной комнаты, служащей для приемов (так называемый атриум), – квадратный бассейн, наполненный кристальной водой, где плещутся золотые рыбки. Его назначение – распространять приятную прохладу, когда воздух раскален зноем южного дня. На стенах – позолота, фресковая живопись, причудливо переплетающиеся орнаменты густых тонов. В семейных комнатах – ценная мебель, позолоченная бронза, на всем убранстве лежит печать богатства и изящного вкуса. В надворных постройках – масса обученных рабов, всегда готовых к услугам хозяина. Так и чувствуется по всему, что нега, лень и наслаждение свили здесь себе прочное гнездо.
Амфитрион (хозяин дома), римский всадник с жирным двойным подбородком, с орлиным носом, гладко бритый, готовится к вечернему пиру. В этом доме пиры почти ежедневно. Громадное состояние, нажитое на откупах, позволяет тратить на это колоссальные суммы. Он занят сейчас в своей домашней библиотеке: надо выбрать поэму для развлечения гостей. Медленно и лениво своими пухлыми руками, украшенными тяжелыми золотыми перстнями с самоцветными камнями, перебирает он футляры, где хранятся драгоценные свитки фиолетового и пурпурного пергамента, на котором золотыми литерами переписаны последние новинки римской поэзии. Его губы брезгливо сжаты: все это ему не нравится. Все так плоско, неинтересно, так приелось!
В соседней большой комнате суетится и бегает целая толпа рабов разных оттенков кожи: белые голубоглазые свевы, желтые смуглые фригийцы и персы, черные арапы и негры. Приготовляют столы и ложа для гостей. Их будет немного, только избранные друзья, человек тридцать. Но тем более надо все приготовить для них и угостить как можно лучше…
Пир в разгаре. За длинными столами на ложах, покрытых виссонными тканями и дамасскими коврами, возлежат гости в легких туниках, с розовыми и померанцевыми венками на головах. Столы уставлены яствами и фиалами с драгоценным вином. Прошла уже тридцать пятая перемена блюд. Только что убрали жирную тушу жареного кабана, и маленькие невольники, прелестные мальчики с завитыми кудряшками, в прозрачных розовых и голубых туниках, разносят расписные кувшины с розовой водой для омовения рук гостей. Смешанный говор стоит в зале. Гости уже достаточно подвыпили: глаза блестят, лица раскраснелись, а рослые арапы еще вносят громадные амфоры дорогих фригийских и фалернских вин, предлагая желающим наполнить опустошенные кубки.
Несмотря на знойный вечер, в комнате прохладно: по углам бьют фонтанчики и журчат ручейки душистой воды, наполняя воздух благоуханием. Откуда-то сверху, как крупные хлопья снега, медленно падают лепестки роз и жасминов, покрывая все в комнате ароматным ковром. Откуда-то издали доносятся тихие звуки грустной музыки: стонет свирель, журчащими каденциями рассыпается арфа и томно воркует лютня.
А гостям подают тридцать шестую перемену: жареные соловьиные язычки с пряным восточным соусом – блюдо, стоившее невероятных денег.
Это был какой-то культ чрева и обжорства. Ели с внимательной торжественностью, по всем правилам гастрономии, точно совершая священный обряд; ели медленно, бесконечно долго, чтобы продлить наслаждение насыщения. А когда желудок был полон и не вмещал больше ничего, принимали рвотное, чтобы освободить его и начать снова.
В пиршественной зале появляется домашний поэт амфитриона, один из бесконечной толпы его прихлебателей. Под звуки лютни он декламирует стихи собственного сочинения. Его сменяют мимы и танцовщики. Начинается дикая, сладострастная вакхическая пляска.
Но хозяин по-прежнему невесел. На его лице скука, пресыщение. Все надоело! Хоть бы что новое изобрели! А то каждый раз одно и то же!
За новые развлечения, за изобретение удовольствий платили большие деньги. Но трудно было изобрести что-нибудь новое, достаточно сильное, чтобы возбудить притуплённые нервы. Неизбежная скука надвигалась, как болотный туман, полный удушливых миазмов. Пресыщенная жизнь переставала быть жизнью.
Один из первых богачей того времени, сам император Тиверий, представляет едва ли не самый печальный образец этой пресыщенной скуки. Он – на острове Капри в чудной мраморной вилле; кругом плещутся лазурные волны Неаполитанского залива; дивная, яркая южная природа улыбается ему и говорит о счастье и радости жизни, а он пишет сенату: «Я умираю каждый день… и зачем живу – не знаю».
Так жила римская знать, праздная, пресыщенная, потерявшая вкус к жизни, неудовлетворенная ни своим богатством, ни своим могуществом.
Народ, или, вернее, городской класс, та толпа, которая наполняла улицы Рима, вряд ли чувствовала себя вполне счастливой. Правда, и здесь жизнь с внешней стороны могла казаться иногда праздником. Те золотые потоки богатства и роскоши, которые стекались в Рим со всех стран, хотя и в небольшой степени, но достигали и римской черни. От императора и сановных патрициев в дни торжественных событий и фамильных праздников перепадали иногда значительные подачки. Нередко практиковалась даровая раздача хлеба. Римские граждане, кроме того, могли торговать своими голосами при выборах в сенат или на муниципальные должности.
Для толпы устраивались в цирках и театрах даровые великолепные зрелища. Все это создавало условия легкой, праздной жизни и привлекало из провинции массы праздношатающегося люда. Мало-помалу в Риме и других больших городах скопились громадные толпы людей праздных, неспокойных, ленивых, привыкших жить за государственный счет, единственным желанием и постоянным воплем которых было: «Хлеба и зрелищ!»
Но, выплачивая этой толпе подачки из своих колоссальных богатств, император и римская знать относились к ней с нескрываемым презрением и варварской жестокостью. Случалось иногда в цирках, где преобладали кровавые зрелища гладиаторских боев и травли людей дикими зверями, все жертвы, предназначенные для зверей, были растерзаны, а жажда крови и в зверях, и в зрителях еще не была насыщена. Тогда император приказывал выбросить на арену к зверям несколько десятков бесплатных зрителей из простонародья, заполнявших амфитеатр. И это приказание исполнялось при громком хохоте и рукоплесканиях знати.
Однажды накануне конских скачек, в которых должен был принять участие великолепный породистый жеребец одного знатного сенатора, громадная толпа любопытных зевак окружила стойло знаменитого скакуна, чтобы полюбоваться на него. Чтобы разогнать любопытную толпу, нарушавшую покой благородного животного, сенатор приказал своим рабам высыпать на зевак несколько больших корзин, полных ядовитых змей.
Эти маленькие иллюстрации показывают, насколько необеспеченна и непривлекательна была жизнь граждан этого класса, несмотря на внешний покров кажущейся легкости и беззаботности.
Если по общественной лестнице мы спустимся еще ниже, в класс рабов, то здесь мы найдем только непрерывные страдания и беспросветное горе. Раб не считался даже человеком. Это был просто инструмент, вещь, хозяйственная принадлежность. Убить, изувечить раба хозяин мог вполне: за это он ни перед кем не отвечал, как не отвечал за сломанную лопату или за разбитый горшок.
Жизнь рабов была ужасна. Если бы мы могли прогуляться вечером по улицам Рима того времени, то, наверное, услыхали бы тяжелые стоны, плач и глухие удары, несущиеся из подвалов богатых домов, где содержались рабы, – там происходила обычная вечерняя экзекуция рабов за дневные провинности. За малейшую оплошность их наказывали жестоко: били бичами или цепями до потери сознания. Зажимали шею в расщепленное полено и в таком положении оставляли на целые дни. Ноги забивали в колодки. Однажды во время приема императора Августа в доме известного богача того времени, Мецената, раб разбил нечаянно дорогую вазу. Меценат приказал бросить его живым в бассейн на съедение рыбам-муренам. На ночь рабов связывали попарно и сажали на цепь, наглухо приклепанную к кольцу, ввинченному в стену. А днем их ожидала бесконечная, одуряющая, изнурительная работа под бичом надсмотрщика, почти без отдыха. Если доведенные до отчаяния рабы поднимали бунт против своего господина, их распинали на крестах – казнь, считавшаяся самой позорной и мучительной. Когда раб становился стар или выбивался из сил и не мог более работать, его увозили на маленький необитаемый островок среди Тибра, где и бросали, как падаль, на произвол судьбы.
Таким образом, во всех классах римского общества жизнь была тяжелая, безрадостная, гнетущая: пресыщенность жизнью, скука, разочарование в высшей знати, бесправие, угнетение, страдания в низших слоях. Искать радости, успокоения, утешения было негде. Языческая религия не давала человеку никакого облегчения. В ней не было той благодатной таинственной силы, которая одна только может успокоить, ободрить и укрепить страждущее сердце и томящийся дух. Кроме того, римская религия времен пришествия Христа Спасителя очень многое заимствовала из восточных культов, полных сладострастия и распутства. В безумных, беспутных оргиях Востока можно было найти опьянение, временное забытье, но после этого скорбь становилась еще острее, отчаяние еще глубже.
Языческая философия также не могла удовлетворить человека, так как она учила только о земном счастье и не освобождала мятущийся дух от оков мира и материи. Два направления господствовали в тогдашней философии: эпикурейство и стоицизм. Эпикурейцы говорили: наука быть счастливым состоит в том, чтобы создавать для себя приятные ощущения; всякое излишество влечет за собою болезненные ощущения, поэтому нужно быть умеренным во всем, даже в наслаждениях, но эта умеренность, равно как и сама добродетель, не составляет цели для человека, а служит лишь наилучшим средством к наслаждению. Стоики брали лучшие стороны в человеке. Ты свободен, говорили они, значит, ты единственный господин себе. Воля твоя должна вполне принадлежать тебе; счастье заключается в господстве над самим собою. Скорби, гонения и смерть для тебя не существуют: ты всецело принадлежишь себе и никто не отнимет тебя у тебя самого, а это все, что нужно мудрецу.
Чего не доставало философии это божественного элемента. Тот бог, которого они называли природою, не имеет никаких преимуществ перед богами, провозглашенными языческою религиею и мифологическими сказаниями. Бог философов не живой, личный Бог, а судьба, неумолимая и слепая, под ударами которой человек впадает в отчаяние и погибает.
Кроме того, философия была совершенно недоступна народному пониманию и составляла удел лишь небольшого числа избранных мудрецов. Поэтому искать в ней утешения масса не могла.
Можно было бы ожидать, что указания нового пути и средства возрождения жизни найдутся в иудейском народе – единственном народе, сохранившем истинную религию и возвышенные понятия о Боге и жизни. Но иудейство само переживало тяжелый кризис. Вряд ли когда в истории еврейского народа встречаются более темные страницы религиозного и нравственного упадка, чем в период, предшествовавший явлению Христа Спасителя. Когда читаешь пророческие книги и суровые речи пророков, обличавших еврейскую жизнь, рисуется тяжелая, мрачная картина.
Вот ряд выдержек из книг пророка Исаии, изображающих безотрадное нравственно-религиозное состояние израильского народа того времени, его неблагодарность и измену Богу, его неверие, его разврат, его жестокость и вопиющую несправедливость.
Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, – повернулись назад (1, 2–4). Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия! Правда обитала в ней, а теперь – убийцы. …Князья твои – законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них (1, 21, 23).
И в народе один будет угнетаем другим, и каждый – ближним своим… Язык их и дела их – против Господа, оскорбительны для очей славы Его… Народ Мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили (3, 5, 8, 12).
Огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их (6, 10).
…О юношах его не порадуется Господь, и сирот его и вдов его не помилует: ибо все они – лицемеры и злодеи, и уста всех говорят нечестиво (9, 17). …Священник и пророк спотыкаются от крепких напитков; побеждены вином, обезумели от сикеры, в видении ошибаются, в суждении спотыкаются. Ибо все столы наполнены отвратительною блевотиною, нет чистого места (28, 7, 8).
…Это народ мятежный, дети лживые, дети, которые не хотят слушать закона Господня (30, 9). Беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать. Ибо руки ваши осквернены кровью и персты ваши – беззаконием; уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду. Никто не возвышает голоса за правду, и никто не вступается за истину; надеются на пустое и говорят ложь, зачинают зло и рождают злодейство… Дела их – дела неправедные, и насилие в руках их. Ноги их бегут ко злу, и они спешат на пролитие невинной крови; мысли их – мысли нечестивые; опустошение и гибель на стезях их. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их; пути их искривлены, и никто, идущий по ним, не знает мира. Потому-то и далек от нас суд, и правосудие не достигает до нас; ждем света, вот тьма, – озарения, и ходим во мраке… Ибо преступления наши многочисленны пред Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас; ибо преступления наши с нами, и беззакония наши мы знаем. Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца лживые слова. …И честность не может войти. И не стало истины, и удаляющийся от зла подвергается оскорблению (59, 2–4, 6–9, 12–15).
Таким образом, и здесь, среди избранного народа Божия, та же картина нравственного мрака и разложения.
Зло сгущалось повсюду. В этой атмосфере бесправия и насилия, обмана и лицемерия, неверия и суеверия, разврата и погони за наслаждениями становилось трудно дышать. Мир, порабощенный римской политикой, униженный и доведенный до отчаяния ложными религиями, тщетно вопрошающий философию о тайне жизни и добродетели, этот мир стоял на краю могилы.
